Кода Ольга начала обследовать ящики стола, перед ней вскоревыросла кучка вещей, которые можно было бы смело назвать уликами. Во-первых,тут был злосчастный дневник. В нем, правда, не прибавилось записей, и Онпо-прежнему оставался безымянным, но теперь Ольга все написанное воспринималасовершенно по-другому. «Господи, почему, почему Жанна так поступила? Ведь оназнала, что мы с Вадимом живем. Спим вместе… Неужели ей не противно? Не больно?А может быть, наоборот? Ей весело? Она испытывает чувство мстительногоудовольствия? Я совершенно не знаю свою сестру», – растерянно подумалаОльга.

Второй уликой был серебряный медальон в виде маленькогопухлого сердечка, на обратной стороне которого красивой вязью быловыгравировано: «Моей любимой девочке». Медальон Жанна прятала в коробочке сколлекцией монет. Никто не мог подарить ей это украшение, кроме Вадима.Простенько и со вкусом. Если бы это был подарок от мальчика, например, от ЖениСушко, Жанна наверняка небрежно бросила бы его где-нибудь на виду. Но нет, онаприпрятала его подальше от Ольгиных глаз.

Последней находкой оказалась фотография, от которойаккуратно, явно по очерченной по линейке метке было отрезано ее, Ольги,изображение. Ольга хорошо помнила эту фотографию. Они снимались все вместе,когда ездили на плотину кататься на лодке. Но вот теперь Ольгу с общейфотографии безжалостно удалили. И остались на ней только Вадим с Жанной, обаулыбающиеся, с чуть прищуренными глазами. Правда, слева, там, где раньше стоялаОльга, одно плечо Вадима было отхвачено ножницами, и куцый этот снимокмгновенно наводил на мысль о чисто детских порывах. Эту «подправленную»фотографию Жанна засунула в старый блокнот, куда в детстве аккуратно записывалавсе поездки с отцом – в Театр кукол, в парк, в кафе-мороженое.

Какое-то время Ольга сидела неподвижно, потом рассовала всенаходки по местам. Она боялась разговаривать с Жанной о Вадиме. Ничего не моглас собой поделать. Нет, невозможно даже представить, как она скажет девочке, чтовсе знает. Надо призвать к ответу именно Вадима. Это единственный выход. СкороЖанна возвратится из школы, и ей придется разыгрывать из себя глупую старшуюсестру – слепую, немую и глухую, которая ничегошеньки не понимает ни в этойпроклятой жизни вообще, ни в сердечных делах в частности.

Лиза робко постучала в кабинет Ратникова. Она по-прежнемуотносилась к новому шефу с опаской, хотя он всячески выказывал ей своерасположение. Лизе нравилось, что он не фамильярничает, не позволяет себепошлостей типа «лапочки», «киски» или «детки». В свою очередь Ратниковуимпонировало, что его новая помощница не прибегает к опереточным приемчикамвроде демонстрации ножек и хлопанья ресницами.

– Можно мне спросить? – осторожно поинтересоваласьЛиза, не зная, как ее шеф отнесется к инициативе снизу.

– Давай садись, я весь внимание.

Ратников отложил бумаги и, сцепив руки перед собой, погляделна Лизу тем особенным взглядом, который отрабатывал годами, –внимательным, дружелюбным и немножко нежным. Его светло-голубые глаза обежаливсю ее и остановились на лице. Лиза тоненько кашлянула и сказала:

– Я тут все думала про историю с Неверовой… НинойНиколаевной.

– Так-так, Лиза, умоляю, не бойся показаться глупой,высказывай любую идею. У нас нет покуда ни единой зацепки. Если что пришло вголову – давай, не томи.

– Мне кажется абсолютно невероятным, чтобы, проговоривбольше получаса с Неверовой, мужчина ничего про себя не рассказал.

– Сухарев досконально выспросил ее о содержании тойспонтанной беседы и не обнаружил там ничего ценного.

– Может, Неверова утаила кое-какие подробности?

– Зачем? Это ведь не в ее интересах.

– Возможно, она просто недооценивает важности того, чтоутаила.

– С чего ты вообще взяла, что она что-то утаила?

– Ну… просто я подумала: Сухарев – не тот человек,которому может довериться такая женщина.

Ратников вперил взгляд в полированную крышку стола, пытаясьвызвать к жизни образ Артема Сухарева, потом раздумчиво кивнул:

– Да, в этом что-то есть. Тогда, может быть, ты сама сней побеседуешь?

– А этика? – нахмурилась Лиза. – Сухарев итак-то отнесся ко мне… э-э-э… несколько предвзято.

Ратников так удивился, что непроизвольно выпучил глаза идаже пару раз по-совиному моргнул:

– Предвзято? А как же его слащавая любезность, которойон одаривает всех без исключения женщин?

– Никакой любезности. Со мной он ужасно недружелюбен.

– Странно, странно. Весьма странно. Ну да ладно. Еслиты говоришь, я тебе, конечно, верю. Тогда, если не возражаешь, скажем, чтоавтор идеи – я сам. В этом случае наш Тёма не станет показывать характер.

Лиза кивнула:

– Конечно, я могу оказаться не права. Здесь нет ничего,кроме женской интуиции…

– А что? Это интересно. Уж чего только мы неиспользовали в своей работе! А вот женскую интуицию – еще ни разу.

– Детективы пока ничего не выяснили? – спросилИван, примериваясь к салату.

– Еще слишком мало времени прошло. – Ольгастаралась скрыть свою растерянность и леденящий сердце холод.

Они сидели в небольшом уютном кафе за столиком у окна, иОльга не сводила глаз с тротуара, бездумно провожая взглядом прохожих, словноследила за рыбками в аквариуме. Иван был поглощен обедом и состояниясобеседницы, кажется, вовсе не замечал.

– Я так и не понял, почему ты не рассказалаВадьке, – продолжал он, энергично нагружая вилку едой. – Он умный ипорядочный, и, в конце концов, вы с ним давно уже вместе. Речь ведь идет отвоей сестренке. Вадька сам находился в таком же положении, ему одномуприходилось присматривать за Любочкой. Он, как никто, должен понять твоебеспокойство за сестру.

– Послушай, а почему ты на ней женился? НаЛюбочке? – спросила Ольга, пытливо поглядев на своего визави. Иванудивленно вскинул голову, и она быстро добавила: – Я понимаю, любовь и всетакое. Но ведь можно было просто встречаться, не обременяя, так сказать, себяобязательствами.

– Да Вадька бы меня просто убил! – усмехнулсяИван. – Если бы я позволил себе такое – жил с Любочкой во грехе.

После этой тирады он мгновенно смутился и мучительнопокраснел. Ольга хмыкнула и покачала головой.

– А как ты думаешь, почему Вадим не хочет идти со мнойпод венец? – с тоскливой интонацией спросила она. – Он не делился стобой? Может быть, я чем-то его не устраиваю?

– Знаешь, милая, – Иван отложил вилку и взъерошилволосы на затылке, как делал всегда, когда находился в затруднении, – мы сним вообще не очень-то обсуждаем такие дела. Думаю, это как раз из-за того, чтоя женат на его сестре. Понимаешь, какую бы мысль о женщинах я ни высказал, онвсегда будет примерять ее к Любочке.