пусть он и удостаивался поклона, Уоллис, будучи его женой, не имела права на реверанс. Его заставляли вступить в тот самый морганатический брак, который, как ему сказали, был невозможен несколько месяцев назад. Словно для того, чтобы посыпать солью рану, было объявлено, что заклятый враг герцога Болдуин, который так много сделал для того, чтобы склонить герцога к отречению, получил титул графа.

«Обида улеглась. У него была вспышка гнева, когда он одевался к обеду, – записала жена Меткалфа в своем дневнике. – Семья, с которой он покончил… Герцог намерен бороться с бизнесом королевского высочества, поскольку по закону король не имеет права препятствовать присвоению титула его жене… Он будет верен короне, но не человеку, своему брату. Эдуард обвиняет того в малодушии»[59].

Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Было решено подождать до окончания коронации, хотя пара объявила о своей помолвке накануне. Жест, будто совершенный с целью затмить королевскую церемонию. А затем пара выбрала датой свадьбы 3 июня, день рождения Георга V.

В рамках плана по улучшению своего имиджа Уоллис дала интервью дальней родственнице Хелене Нормантон для «Нью-Йорк таймс», заявив, что у нее не было желания становиться королевой, и отрицая обвинения, будто она сбежала с изумрудами королевы Александры и имела любовную связь с Риббентропом:

«Я не могу припомнить, что была в компании герра фон Риббентропа больше двух раз: один раз на вечеринке у леди Кунард до того, как он стал послом, и один раз на другом большом приеме. Я никогда не оставалась только в его компании, и между нами не было ничего, кроме обмена несколькими репликами – просто обычная светская беседа, вот и все. Я вообще не интересовалась политикой»[60].

Сесил Битон, в то время только начавший свой путь фотографа, будучи также активным участником виндзорского пиар-наступления, задержался, чтобы сделать несколько предсвадебных снимков. На него произвела впечатление Уоллис, разговор с которой занял его до рассвета:

«Я был поражен ясностью и живостью ее ума. Когда я наконец лег спать, я понял, что она обладала не только индивидуальностью, но и большой внутренней силой. У нее могут быть несовершенства, возможно, она политически невежественна и эстетически необразованна; но она очень много знает о жизни»[61].

Александра, жена Меткалфа, заметила, что ту ночь свадебная пара провела раздельно. «Спокойной ночи, сэр», – сказала Уоллис и пожала руку своему будущему мужу[62].

Четверг, 3 июня, выдался на редкость солнечным днем. Сотни туристов стекались к воротам замка в надежде хоть мельком увидеть пару, а продуктовые киоски торговали вовсю. Движение вокруг местной деревни Монц было остановлено в 7 часов утра, и над замком был введен запрет на полеты.

Несмотря на отсутствие всех членов королевской семьи, не обошлось без добрых пожеланий. «В сей день вашей свадьбы мы думаем о вас с большой любовью и желаем счастья в будущем. С любовью, Элизабет и Берти», – гласила одна телеграмма[63]. Уинстон и Клементина Черчилль подарили тарелку, а Адольф Гитлер – якобы золотую шкатулку[64]. Любимым подарком стал держатель для туалетной бумаги, на котором играла песня «Боже, храни короля».

Присутствовало всего семь гостей из Британии: Уолтер Монктон; адвокат герцога Джордж Аллен; Рэндольф Черчилль, выступающий в роли журналиста; Хью Ллойд Томас, друг из британского посольства в Париже; леди Селби без мужа, сэра Уолфорда, которому посоветовали не присутствовать; Фрути и Александра Меткалфы. К ним присоединились тетя Уоллис Бесси – единственный член ее семьи, присутствовавший на мероприятии, – Герман и Кэтрин Роджерс, Китти и Юджин Ротшильд и Бедоксы.

Все прошло скромно. Французское правительство, из уважения к британцам, согласилось не транслировать свадьбу, а попытки сделать это американскими сетями, NBC и CBS, были заблокированы французами. Александра Меткалф сочла церемонию необычной:

«Я и забыла, насколько непривлекательны ее голос и манера говорить. Ее внешность гарантирует, что в любом помещении, где есть хотя бы умеренно красивые женщины, она всегда будет самой уродливой, притом у нее худая, совершенно без изгибов, фигура… Остальные на том вечере, миссис Мерриман – тетя Бесси – безобидная старушка, у которой, должно быть, случился инсульт, так как половина ее лица не функционирует, а рот кривится. Миссис Роджерс – обычная, типичная ширококостная американка. Герман, милый, спокойный, деловитый… Я просто провожу выходные в уродливом замке с людьми (за исключением ЕКВ), которые непривлекательны на вид и совершенно не осознают, что происходит, и которых я не хочу видеть больше никогда»[65].

В 11:30 утра Герман Роджерс сопроводил Уоллис вниз по парадной лестнице в гостиную для проведения гражданской церемонии заключения брака, которую должен был проводить мэр Монса. Уоллис была одета в светло-голубой – впоследствии названный «Уоллис блю» – креп, с открытыми плечами, облегающий наряд длиной до щиколоток, разработанный одним из ее любимых дизайнеров Мейнбохером, с подходящим жакетом и шляпой в стиле ореола от Кэролайн Ребу. Венчали образ брошь с бриллиантами и сапфиром (свадебный подарок герцога), браслет и серьги.

Полчаса спустя Герман и Уоллис вошли в музыкальный салон под «Свадебный марш» Генделя из «Иуды Маккавея» в исполнении композитора Марселя Дюпре для двадцатиминутной религиозной службы. Комната была быстро приспособлена под временную часовню, в качестве алтаря выступал расположенный в прихожей сундук с рисунком из пухлых обнаженных нимф, целомудренно прикрытым шелковым полотном кремового цвета.

Герцог, одетый в черный утренний пиджак и полосатые брюки с белой гвоздикой в петлице, заметно нервничал. Уоллис, для которой это была третья свадьба, казалась более спокойной. Пара общалась со своими гостями и позировала для фотографий, прежде чем сесть за свадебный завтрак в столовой. Подавали омаров, курицу по-королевски и клубнику в сопровождении шампанского, а для герцога – чашку чая «Эрл Грей».

«Было трудно не заплакать. На самом деле, я так и сделала», – написала Александра Меткалф в своем дневнике:

«Потом мы пожали друг другу руки в салоне. Я знала, что должна была поцеловать ее, но просто не смогла. Весь день у меня как-то не задался: мои попытки проявить очарование и понравиться ей потерпели крах.