– Говорить этой гадости, что она здесь чужая и ей не рады, – предположил я. – Что вы не желаете иметь с ней дела. По-моему, вы еще не получили от жизни все, что хотели, и не доделали дела.

– И верно, – печально согласился он. – Сначала разводиться пришлось, теперь еще и заболел. Я не то что брат, знаете ли, он-то книги одну за другой выпускает, как из пулемета, а у меня изобретение только одно. Я бы хотел запатентовать его, но…

– Ну так запатентуйте, – сказал я. – А где сейчас Мари?

– В Бристоле, – ответил он.

– Но я был у ее тетушки и…

– А, так она перебралась к другой тетке, по соседству. Я ее уговорил вернуться – подумаешь, любовь, подумаешь, деньги. Она же учится на ветеринара, а это, вы же понимаете, с бухты-барахты не бросишь.

– К сожалению, ничего об этом не знаю, – ответил я. – Может быть, я сумею найти ее через университет?

– Или через эту ее треклятую тетку, – сказал он. – Ее зовут Жанин, она жена Тэда. Кошмарная женщина. Откровенно говоря, не пойму, зачем мой брат женился на этой стервозине. Я, конечно, тоже маху дал с женитьбой, но у Тэда все еще хуже, к тому же он уходить не собирается – наверное, ради мальчика.

Он дал мне адрес, и я едва не взбесился, когда увидел, что это на той же улице, где я уже побывал. И тут он встревоженно спросил:

– Это же неправда, что можно прогнать рак одними мыслями, да?

– При многих видах рака это помогает, – ответил я.

– Не силен я в оптимистических настроях, – признался он убитым голосом.

Перед уходом я сделал для Дерека Мэллори все, что мог. Изгонять болезнь, когда сам он так лихорадочно за нее цеплялся, было бессмысленно, и вместо этого я затронул сразу несколько центров у него в мозгу, чтобы настроить Дерека на более радостные мысли. По-моему, он почувствовал все мои удары и уколы. Лицо у него сморщилось, словно у новорожденного. Я решил, что он сейчас заплачет, но оказалось, что это он так пытается улыбнуться.

– Помогло! – сказал он. – И правда помогло! В глубине души я целиком и полностью за могущество разума. Я с Мари много про это разговаривал. Она все это умеет, но не делает. Знай только шпильки подпускает. Веры ей не хватает, вот в чем беда.

И я опять поехал в Бристоль. Но не сразу, а только через неделю. Сначала надо было заработать на жизнь. Мне за ту неделю надо было сдать несколько проектов, и я бы сдал их даже досрочно, но едва я взялся за последние, самые неразрешимые мелкие загвоздки, как из факса донеслись приглушенные фанфары – я установил там такой сигнал на случай, если придет что-то по магидским делам. Я подошел и взял листок. Там значилось:

– Отлично! – воскликнул я. – Ура!

Такова была моя первая реакция. Этот Тимос IX сам напросился – и не только из-за Тимотео. Надеюсь, убийца прикончил его не сразу и дал помучиться. Как следует. Потом я еще немного подумал и сказал:

– Вот зараза. Наследника-то нет.

Потом еще подумал и добавил:

– А я-то что могу поделать? Я им магид, а не нянька.

– Дай им от ворот поворот, – посоветовал Стэн. Судя по всему, он прочитал факс у меня из-за плеча.

Я отправил ответный факс, что прибуду завтра.

Мне прислали ответ:

Я отправил еще один факс:

Дакрос (я понятия не имел, кто это) ответил:

«Пожалуйста, сэр» меня проняло. Исполняющие обязанности регента и генералиссимусы обычно так не говорят – будто ребенок, который о чем-то просит. Я отправил факс, что скоро буду, и начал собирать вещи на два дня, поскольку, судя по всему, проблема была из тех, на решение которых нужно время. Конечно, самое необходимое я мог бы раздобыть и на месте, но в империи было принято спать в ночных рубашках вроде больничных, с кучей завязок, и мне они не нравились, а их бритвы я прямо-таки ненавидел. Собираясь, я почувствовал, что Стэн где-то рядом и хочет что-то сказать.

– В чем дело? – спросил я.

– Ты там не слишком увлекайся в этой империи, ладно? – попросил он.

– Не бойся. Я ее терпеть не могу. А что?

– Просто магидам по поводу этой империи спущено своего рода указание, точнее, самый настоятельный совет – пустить там все на самотек и пусть рушится на здоровье.

– Полностью согласен, – сказал я. – А что за указание? Страшная тайна, которую ты забыл мне сообщить, или что?

– Нет, я это уловил уже после… пока был… пока был там и вел переговоры с Владыками кармы и вообще, – признался он. – В конце концов мне пришлось забраться еще выше. А указание спущено еще гораздо свыше. Те, На Самом Верху, хотят, чтобы империю оставили в покое.

– Исполню с радостью, – буркнул я и бросил в сумку туалетные принадлежности. Застегнул молнию и пошел вниз. – Ты со мной в Ифорион?

Настало огорченное молчание. Оно длилось, пока я не прибежал с лестницы обратно в гостиную. Потом приглушенный голос Стэна произнес:

– Сынок, я, наверное, не смогу. По-моему, я никуда не могу деться с Земли. Может быть, даже из твоего дома.

– Тебе же будет очень скучно, – сказал я.

– А нигде не сказано, что жизнь – то есть загробная жизнь – обязательно должна быть интересной, – печально ответил он.

Отправляясь в империю, я чувствовал, как он тоскливо завис посреди моей гостиной. Добираться пришлось в несколько ходов от узла до узла решетки – как всегда, с ощущением, что ты пешка на шахматной доске и скачешь с клетки на клетку, – но на этот раз я двигался словно бы под гору, потому что мне надо было в Да-сторону. По пути я думал, как верно все описал Льюис Кэрролл в «Алисе в Зазеркалье». Мне никто никогда этого не говорил, но я давно подозреваю, что Кэрролл был магидом. Писать книги вроде «Алисы» – это и есть влиять на окружающий мир, а влияние – самая суть работы магида. Ненавязчивое влияние.

Как всегда, прибыв в императорский дворец в Ифорионе, я материализовался в каморке, которую называют Вратами магидов, и оказалось, что в ней полным-полно пыли – едкой, старой кирпичной пыли. Из глаз и из носа у меня тут же потекло. Я вытащил платок и хотел высморкаться, но потом передумал и закрыл платком нос и рот, будто медицинской маской. Не успел я бросить сумку в угол, как в каморку бочком пробрались два солдата.