Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего, пошутить нельзя? — развел руками тот. — Я за чаем. Пять пачек.
— Курочкину чаю не давать! — крикнул кто-то. — На него не напасешься! Он чифирить будет!
— Я что, больной? — воспротивился тот. — Я пивко предпочитаю. Про запас я!
Но вопрос о чифире тронул Трофим Силантьевича за живое. Всесильный профессор Турчанинов грозил ему в воображении пальцем.
— Иди крапиву лопай и одуванчики нюхай, — бросил Курочкину старый фуражир. — Чифирь — он не для всякого ума годен! Ты и так хлипкий, тебе с чифирю видения будут.
Но пару пачек продал. Пегая лошадь отмахивалась хвостом от мух и трясла головой. Подвода пустела на глазах. Ребята тащили покупки в обеих руках. Теперь только через неделю жди старика.
— А молоко есть? — спросила подоспевшая Юля. — Трофим Силантьевич?
Старик оглядел юную красотку и сразу потеплел глазами. Красавица с нежным лицом, с веселыми зелеными глазами! Да еще просьба ее тронула.
— Молочка хочешь, красна девица?
— Очень, дедушка! — взмолилась та.
— И побольше, — добавил Чуев, встав за ее спиной. — Ей оздоровиться надобно.
— Всем вам после вчерашнего заезда надобно оздоровиться, — со знанием дела рассмеялся старик. — Будет тебе молочко, милая, для тебя припас! — кивнул старик и скоро достал две коробки молока.
Юля цедила молоко и наблюдала, как запоздавшие ребята раскупают последние съестные припасы.
— Ты идешь? — спросил Чуев.
— Иди к нашим, я скоро буду.
— Чего надумала, Белоснежка?
— Да ничего, ты иди, иди.
— Ладно, — ответил тот и ушел.
Юля попутно выглядывала и своего вчерашнего кавалера, но его точно и не было вовсе. Куда он делся? Она вспоминала их нежные объятия, едва скрывала улыбку и, кажется, краснела. Потом Юля обошла повозку, погладила пегую кобылку по щеке. Лошадь посмотрела на нее карими и пронзительно блестящими глазами и добродушно тряхнула головой. Чудо, а не лошадка! Только замученная совсем. Юля вновь обошла телегу и едва лоб в лоб не врезалась в своего ночного друга.
— Ой! — вскрикнула она и, уставившись на молодого человека, засмеялась. — Привет.
— Привет, — кивнул он. — Мне сказали, что тебя здесь видели.
— Не соврали. Ты как, Гоша? Головка бобо?
— Головка бобо. Но я не Гоша. — Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Нет?!
— Нет.
Юля заново оглядела его: он был высоким, сухощавым, плечистым. Темно-русым. С открытым лицом, большими голубыми глазами.
— Вот я наклюкалась…
— Точно.
Прижав к груди ополовиненную коробку молока, Юля повинно кивнула:
— Прости, Гарик, ради бога прости.
— И не Гарик я. Вчера раз десять тебе сказал. Не помнишь? — вздохнул он.
— Не-а. А кто ты? Леопольд? — жалостливо улыбнулась Юля.
— Я — Георгий.
— Точно! — Она даже ладонью хлопнула его по груди. А потом саданула легонько себя по лбу. — Георгий! Ну как я могла забыть? Гордое имя. Победоносец. А фамилия?
— Малышев.
— Точно, — кивнула Юля. — Ну, это хорошо, что фамилия не соответствует образу и фактуре. А то было бы чересчур. Молока хочешь? — и она протянула Георгию коробку.
— Нет, я для нас сок купил, — сказал он. — Два литра.
— Да ну? — Юля сделала большие глаза. — Прям для нас?
— Да, апельсиновый. Ты любишь?
— Очень. Позаботился, значит?
— Ага. Первым пришел.
— Спасибо, Георгий. — Ее зеленые лисьи глаза лукаво сверкнули, голос стал тише: — Я кое-что помню из этой ночи…
— Я тоже, кое что, — тихонько признался молодой человек и взял ее за руку.
— У тебя такие сильные объятия…
Он польщенно улыбнулся:
— А ты такая… такая…
— Какая?
— Нежная. Такая, что у меня, — он зашептал, — до сих пор голова кружится. Вот ты какая.
— Спасибо.
А старый фуражир тем временем стал собираться в дорогу и даже сказал вслух:
— Ну, пора мне. До дома, до хаты! Слышь, молодежь? Вы там чо, коня моего заговариваете? Так не старайтесь — он и так у меня заговоренный. За вами не пойдет.
Юля тотчас оказалась перед стариком и спросила в лоб:
— А прокатите нас с другом до дороги — мы вам заплатим. На тележке проехаться так хочется! Правда, Георгий?
Молодой человек нахмурился, но промолчал.
— Да за что ж я с вас деньги буду брать? — усмехнулся Силантьевич. — Садись, молодежь! Красавка только рада будет.
— Красавка — это лошадка ваша? — спросила Юля елейным тоном.
— Она. Садись!
Георгий подхватил Юлю, как перышко, и посадил на край телеги. Запрыгнул сам. И скоро они выехали из лагеря. По дороге им встретилась Зоя, но ее стеклянный взгляд лишь безразлично скользнул по однокурснице.
— Ну как, качает? — управляя лошадью, спросил старик.
— Супер!
— Это хорошо, стало быть?
— Очень хорошо, — откликнулась Юля. — Трофим Силантьевич, а скажите, это правда, что места эти — загадочные?
— Что значит — загадочные, дочка?
Георгий тоже взглянул на свою спутницу, не понимая, куда она клонит.
— Что тут какие-то странные люди живут… на острове?
Юля даже не знала, о каком острове шла речь. Спрашивала наобум. Куда кривая выведет.
— А-а, вон ты о чем. Об островке об этом. Да о чем только люди не толкуют, — отмахнулся Трофим Силантьевич. — Языки-то у всех длинные!
Старику явно не хотелось говорить на эту тему. Но почему? Юля догадалась: профессор и его окружение провели с Трофимом Силантьевичем разъяснительную беседу.
— А что за остров? — спросил Георгий.
— Тсс! — тихонько толкнула его локотком Юля.
— Чего? — удивился он.
— Говорю: тсс, — повторила Юля и тотчас пошла в лобовую атаку: — Я слышала, что в этих местах люди бесследно пропадают. Это правда?
— Люди? — сморщился Георгий. — Пропадают? Тут?
— Ой, красна девица, — покачал головой Трофим Силантьевич. — Это кто ж тебе такое порассказал-то? От кого слышала-то ужасы такие?
— От нашего руководителя. — Юля взяла Георгия за руку и сжала его пальцы, что означало: не мешай мне! Я знаю, что говорю.
— Да неужто от самого? — удивился возница.
— Да, Венедикт Венедиктович рассказал, — нагло соврала она. — Но только мне, потому что я пишу об истории этого края. Вашего края, Трофим Силантьевич. Большую курсовую работу пишу!