Митрофанов, уже измученный сегодняшней беготней, лениво проводил его взглядом.

– Ну вот, – довольно произнес он, – теперь можно и по домам.

Макс поднялся следом. Азарт погони пропал, и он уже подумывал, чем бы еще заняться.

На этом они и распрощались до завтрашнего дня.

Дома Митрофанов уже почти уговорил вторую порцию макарон с сыром и досмотрел первую часть боевика, когда на пороге возник сильно поцарапанный Стриженов. Его разбитый лоб сиял багровыми оттенками, под глазами резче обозначились синие тени, а через всю щеку шел свежий рубец.

– Кто это тебя? – тревожно засопел Митрофанов, не переносящий вида крови.

– Я его выследил! – Жека упал на диван и блаженно вытянул ноги. – Почти. Не человек, а кошка. Когда я его схватил, он начал размахивать руками и так саданул меня по щеке, что я на время ослеп.

– Может, оборотень? – предположил Митрофанов, все еще пребывающий под впечатлением своего боевика. Кто еще мог так царапаться, предположить было трудно.

В ответ Стриженов фыркнул.

– А Лавренко где? – спросил он, словно Макс стал бесплатным приложением к их компании. – Сбежал следопыт-любитель? Да, братва, с вами каши не сваришь. Короче, я завтра в школу не пойду. Ты скажешь, что у меня больничный, мол, под поезд метро попал, теперь мне верхнюю часть пришивают к нижней. А я между тем прослежу за Митькой, может, этот царапающийся субъект еще проявится. Я его приметы запомнил: невысокий, с вьющимися волосами, и руки у него, знаешь, такие тяжелые…

При упоминании тяжелых рук Митрофанов опять засопел и взялся за свой живот.

– Ладно, не дрейфь, – весело подмигнул Жека. – До пятницы мы все выясним. Эх, жаль, времени мало, а подозреваемых аж тридцать человек.

– Кто это у них в «Б» невысокий да еще с кудряшками? – почесал нос Митрофанов. – Негр какой-то получается.

В ответ Стриженов тоже почесал нос и задумался.

– Да ну. – Он вдруг устало ссутулился. – Я уже запутался – кто что делает и зачем.

– Хорошо бы узнать, кто где был и у кого есть верное алиби, – неуверенно пробормотал Митрофанов.

– Так они и ответили на наши вопросы! – Стриженов пробежался по комнате, но дельных мыслей в голове от этого не прибавилось.

– А может, к историку сходить? – осторожно предложил Митрофанов. – Все расскажем, он нам дельную мысль подкинет.

– Или выкинет нас вместе с нашими мыслями за дверь! – Жека принюхался к вкусным запахам, распространяющимся из кухни. – Нет уж, полетов на сегодня достаточно. Пойду зализывать раны, а ты завтра погляди, кто будет особенно радоваться, что я не пришел. Ну, бывай!

В задумчивости Митрофанов сходил на кухню, положил себе третью тарелку макарон, засыпал их тертым сыром и отправился досматривать фильм. Жевание его всегда успокаивало, а сегодня он что-то переволновался.

Болезненнее всех нездоровье Стриженова восприняла Каринка. Она громко охала, хваталась перебинтованной рукой за щеку, удрученно качала головой и раз десять переспросила, что с Жекой произошло.

– Минус третий, – воскликнул Владик и жизнерадостно заржал.

– Дурак, – оборвала его Сидорова и спрятала лицо в ладони.

– А Митька-то не пришел… – прошептали за спиной Митрофанова, и тот резко повернулся. За его плечом стоял необычайно хмурый Лавренко.

– Испугался? – Макс попытался улыбнуться, но улыбка вышла какая-то кислая.

– Испугаешься тут… – буркнул Митрофанов, который терпеть не мог, когда к нему сзади кто-то вот так подкрадывался.

– Мог бы ради всеобщего блага немного и потерпеть, – проворчал Макс, зевая.

– Ты чего такой лохматый? – вгляделся в одноклассника Митрофанов.

– Не спалось что-то, – признался Лавренко. – Коты бесконечные под окном орали. И еще свистел кто-то. Я от этого свиста вообще глаз не сомкнул. Если так пойдет дальше, до контрольной не дотяну.

– А чего свистели? – Митрофанову все меньше и меньше нравилась приближающаяся пятница. Вот бы ее вовсе отменили!

– А кто его угадает, – вяло пожал плечами Макс. – Звали, наверное, кого-то. Черт, куда Емцов-то делся? Неужели и его посчитали?

Он попытался сесть на стул, но спросонья промахнулся и чуть не шлепнулся на пол.

Митрофанов бочком отошел в сторону. До злополучной пятницы оставалось два дня, и прожить их 7-му «А» становилось все сложнее.

Пока класс гудел, обсуждая новости, Митрофанов спустился на первый этаж, засунул карточку в щель таксофона и набрал номер Митьки. Трубку не брали так долго, что Митрофанов начал волноваться. Хотя обычно он делал это в крайних случаях, связанных в основном с едой. Но вот раздался щелчок, и на том конце провода послышалось сиплое «Алло».

– Емцов, ты чего в школу не идешь? – сразу перешел к делу Митрофанов – некогда ему было размениваться на приветствия, расшаркивания и формальные вопросы о делах.

– Заболел я, – еще больше захрипел Митька. Но сделал он это до того ненатурально, что сразу стало ясно: врет.

– Заболел… – недовольно проворчал Митрофанов. – А преступников кто ловить будет? Мы одни не справимся.

– Не буду я никого ловить, – нормальным голосом отозвался Емцов. – И на занятия я только в понедельник приду. У меня справка есть об освобождении.

– Что, и в Болгарию ты тоже не хочешь ехать? – В животе у Митрофанова забурчало – знак того, что поднявшееся раздражение нужно срочно чем-нибудь заесть.

– Если что, в Болгарию весь класс поедет, – проявил недюжинную смекалку Митька. – Для этого не обязательно приходить на контрольную. А вот если со мной что-нибудь случится, то уже никакое море не спасет. Нет уж, играйте в эти игры без меня.

Митрофанов посопел, поискал подходящее возражение, не нашел и повесил трубку. В конце концов, таинственный преступник своего добился – 7-й «А» остался без отличников, а значит, без поездки. Митрофанов покопался в кармане, нашел чудом завалявшуюся карамельку и сунул ее за щеку. Это событие нужно было переварить.

– Что у вас там творится-то?

В задумчивости Митрофанов чуть не сбил с ног тщедушного Ильку Пугачева из 7-го «В».

Илька ни по каким статьям не оправдывал свою фамилию: испугать он никого не мог да и потомком грозного бунтовщика явно не был. Из-за низкого роста и неказистой внешности в классе с ним не дружили. От безысходности он взялся за учебники и уже через год стал круглым отличником. После такого подвига учителя принялись к месту и не к месту ставить его в пример одноклассникам, отчего эти самые одноклассники своего единственного отличника тихо возненавидели. У «вэшек» Илька был белой вороной. В класс собрали самую шелупонь, Пугачев там был не ко двору. Подумывали уже перевести его в более привилегированные классы, но все тянули, и Илька маялся на скамейке запасных.