— Манлий сообщает, что может собрать в Этрурии двалегиона солдат из бывших сулланских ветеранов. Если нас поддержатвольноотпущенники Корнелиев, то общая численность наших войск может дойти додвадцати пяти — тридцати тысяч.

При этом известии заговорщики радостно переглянулись.

— Стоящие сейчас в Апулии три когорты пятого легионапочти целиком на нашей стороне, но командующий ими трибун Корнелий Бальб Луцийприсоединится к нам лишь в том случае, если нас поддержат Красс и Цезарь.

— У тебя все? — коротко спросил Катилина.

Цепарий кивнул головой, опять садясь на скамью.

— А что у нас в самом городе? — обратился Катилинак Лентулу.

Хозяин виллы, не вставая, лениво повернул голову и не спешаначал говорить:

— Наши отряды готовы. Статилий и Габиний уже отобралилюдей, которые могут поджечь город одновременно в двенадцати местах. Цетег снесколькими друзьями проникнет в дом Цицерона и убьет его. Новий Приск поедетна юг, к своему дяде Волкацию Туллу, консуляру и бывшему наместнику Македонии,который должен скоро прибыть в Бриндизий. Если не удастся склонить консуляра нанашу сторону, а он примет командование когортами в Этрурии, Новий должен убитьего.

— А в самом городе как будет с АврелиемАнтистием? — спросил кто-то из гостей.

— Здесь сидит его сын, — мрачно сказалЛентул, — Вибий Аврелий. Если командующий римскими когортами в городе неперейдет на нашу сторону, сам Вибий решит его судьбу.

— Новий и Вибий, — громко спросил Катилина,всматриваясь в лица двух юношей, — не дрогнут ли ваши руки? Сумеете ли выподнять кинжалы против родных, во имя свободы и равенства? А может, вы боитесьи не решаетесь, есть еще время отступить?

— Нет, — тихо сказал Вибий.

— Не отступим, — чуть громче отозвался Новий.

Катилина радостно кивнул, и его лицо осветила страннаяулыбка. Некоторые из присутствующих содрогнулись: настолько кощунственной выгляделаэта улыбка на лице человека, готовившего здесь массовые отцеубийства.

Погрязшие в долгах, привыкшие к беспутству и мотовству, этиюные отпрыски знатных римских семей успели запятнать себя такими грязнымипроступками и преступлениями, что от них отреклись даже их собственныеродители.

Вибий Аврелий происходил из великого рода Аврелиев, давшихРиму несчетное число полководцев и консулов. Еще в семнадцатилетнем возрасте онстал завсегдатаем грязных таверн, связался с Катилиной и даже отрекся от семьи.В поисках денег он, свободнорожденный римлянин, продал себя в гладиаторы и втечение трех месяцев позорил свой род, выступая на потеху толпы. Возмущенныйего поведением, Аврелий Антистий, его отец, выкупил сына, запретив ему впредьпоявляться в Риме. Но беспутный сын вновь не послушал отца и последние полгодатайком часто бывал в стенах «Вечного города».

Что касается Новия Приска, то этот болезненного вида,хрупкий юноша давно находился под влиянием Лентула. Злые языки даже указывалина некую интимную связь между Лентулом и Новием. Как бы там ни было, НовийПриск жил в доме Лентула и считался его близким другом.

В атрии сидело несколько безземельных владельцев латифундий,вконец разоренных кредиторами и откупщиками. В заговоре Катилины они виделисвой единственный шанс хоть как-то поправить свои дела. Лишь немногие из них,даже погрязшие в долгах, как Катилина и Лентул, преследовали при этом иполитические цели, стремясь к власти в армии и государстве.

Катилина встал, сделал несколько шагов по атрию и, глядя вупор на своих сторонников, начал говорить:

— Чего мы хотим? Чего мы добиваемся? Толькосправедливости. Отмена всех долгов, наделение каждого землей по справедливости,равенство в правах, возможность занимать высшие должности в государстве безпокровительства сената, купающегося в наслаждениях и роскоши. Это ведь нашинеотъемлемые права римлян. А кто сегодня решает нашу судьбу? — Катилинаостановился и громко крикнул. — Выскочка из Арпина, человек, даже непринадлежащий к сенаторскому сословию. Этот болтун и демагог Цицерон. —Катилина снова начал ходить по атрию. — И мы, потомки древних родов,должны подчиняться такому консулу. После Гая Мария и Суллы Счастливого поистинеримский народ не мог сделать лучшего выбора. Да разве мы имели право выбора.Все решают сенаторы — кучка старых, выживших из ума оптиматов, которыенаживаются на наших страданиях и богатеют все больше.

Слушатели согласно кивали головами. Никто и не думалнапомнить Катилине, что тот сам до недавнего времени был ревностным сторонникомоптиматов и Суллы и так отличился, что его назвали «палачом популяров». И воттеперь Катилина защищал права тех самых популяров, которых двадцать лет назадон безжалостно истреблял в ходе гражданской войны.

В прошлом году Катилина выставил свою кандидатуру в консулывместе со своим другом и союзником Гаем Антонием Гибридой и, казалось, надежнорассчитал свой успех. Но его планы расстроил Квинт Курий, рассказавший опопытке заговора против республики своей любовнице Фульвии, которая донесла всеЦицерону. Ловкий оратор воспользовался этим обстоятельством. Сенаторы быливстревожены, и в консулы прошел сам Цицерон, выходец из незнатного рода. Сэтого дня Марк Туллий Цицерон стал не просто личным врагом Катилины, он сталолицетворением тех просенатских сил, которые стремились не допустить его,Катилину, к власти.

Катилина являл собой образец политика, у которого впоследующие две тысячи лет найдутся сотни подражателей. Не сумев прийти квласти демократическим путем, они прибегнут к силе, считая ее лучшимаргументом. Но, даже завоевав власть, они будут держаться исключительноблагодаря той самой силе, давшей им эту власть. Постоянно усиливая репрессии,выступая против непокорных, они в конце концов обрекают себя на вечныйантагонизм со своим народом, в разум которого они отказались когда-то поверить.

В этом году Катилина твердо надеялся на успех. Огромныесуммы, полученные у Красса и Цезаря, его возрастающая популярность у беднейшихслоев римских граждан, его многочисленные выступления перед римлянами иобильные угощения должны были явиться тем решающим аргументом, который онсобирался предъявить на выборах. Но независимо от исхода выборов Катилинасобирал своих сторонников, вооружая и готовя их к решительным действиям. Высшаявласть нужна была ему как прикрытие того неслыханного террора, который онсобирался развязать в Риме, устроив вторые проскрипции.

— Я убежден, — продолжал Катилина, — что насподдержат и Гай Цезарь, и Марк Красс,[32] которые весьмасочувственно относятся к нашему движению. Из двух консулов Гай Антоний никогдане выступит против нас с консульской армией, а Цицерон всего лишь болтун, а невоин. Армия Антония может присоединиться к нам в любой момент, и в крайнемслучае мы возьмем Рим штурмом, даже если придется истребить половину его жителей, —зло закончил патриций.