— Ты дура, Ксюша, — продолжая раскачиваться, уверенно констатировала Лидия Сергеевна с веселой участливой улыбкой на ласковом лице.

— Да, — с готовностью согласилась Ксения.

— Она еще маленькая, Лида, — мягко возразил Смирнов.

— Пора бы и поумнеть. Да и за три года, что живешь с нами, кое-чему могла бы научиться. А тебе только Жоркины уроки впрок пошли: беглеца по пятке бить, подсечки делать… — Лидия Сергеевна была добродушно-насмешлива. — И перестань нюни распускать, надоело.

— Я человека убила, — с неосознанной трагической гордостью произнесла Ксения.

— Да никого ты не убила! — как от чего-то сильно надоевшего отмахнулся Смирнов. — Тебя, юную идиотку, развели элементарной залепухой. Как в свое время говорили мои клиенты, взяли смехача на характер.

— Дурой называть ее нельзя, а идиоткой можно, — уличила мужа Лидия Сергеевна.

— Именно так, — подтвердил Смирнов. — Дура — это навсегда, а идиотка — временно. Каждый может в определенных обстоятельствах стать идиотом на время. Время это прошло, и наша Ксюша — уже, разумеется, сообразительная и, с определенным допуском, умная гражданка.

Тайм-аут для обмена репликами они взяли только затем, чтобы Ксения осознала сказанное Смирновым, осознала и пришла в себя. И она пришла в себя и осторожно посомневалась, отчаянно надеясь, что сомнения беспочвенны.

— Александр Иванович, а вы случаем не Лука?

— Какой еще Лука? — тупо спросил Смирнов.

— Из пьесы Горького «На дне». Ну тот, который всех утешает.

— Начитанная! — обиженно отметил полковник. Лидия Сергеевна тихо веселилась. Он глянул на нее, и она взяла слово:

— Девочка! Твой покойный Хуанито (Хуанито он или не Хуанито — неважно), получив оговоренную мзду, предается сейчас в Барселоне всевозможным радостям жизни. То, что произошло с тобой, элементарная подстава. Ты же, моя крошка, в тот день и следующее утро смотрела все местные телевизионные программы. И ничего?

— И ничего, — тихо подтвердила Ксения.

— Допустим, не убийство, а несчастный случай. Но все равно погиб, как утверждает твой Валерий, известный бульварный воришка. Показать его тело, порассуждать о логическом конце неправедной души — это ли не лакомый кусок для репортера? Как называлась газета, которую тебе показывал Аркадий?

— Не знаю.

— Ты прочла только заголовок, а не заметку?

— Да.

— А куда делась эта газета?

— По-моему, Аркадий забрал ее с собой, когда они уходили в ресторан.

— И больше ты этой газеты не видела?

— В Матаро на следующий день я обошла все газетные киоски. Этой газеты не было. Единственный раз для этого вышла из номера.

— Ты и не могла найти ее. Газета, показанная тебе, существовала в единственном экземпляре. Тебя нагло обманули, чтобы запугать.

— Зачем? — жалобно спросила Ксения.

Встрял Смирнов:

— Чтобы ты ощущала себя виноватой перед всем миром и чтобы потом из тебя веревки вить. Операция элементарная, как голая обезьянья жопа…

— Саша! — для порядка осудила его Лидия Сергеевна.

— Как голая обезьянья задница, — поправился Смирнов. — Но психологический расчет абсолютно точен: тебя повели к кассе, как телку на веревочке, а ты, телка, покорно пошла.

— Зачем же так подло, так жестоко! — страстно воскликнула Ксения.

— Они, вероятнее всего, хорошо подготовились к встрече с тобой и достаточно точно вычислили твою, мягко говоря, гордую и неуправляемую натуру. Просто так, в спокойной обстановке, прочтя письмо, ты бы отправилась в полулегальный безвизовый полет с неизвестным человеком? — Лидия Сергеевна была участлива, как врач при больном.

— Скорее всего, нет, — сказала Ксения.

— И не отстегнула бы безропотно хлопотливым марвихерам сорок их процентов?.. — не спросил — решил Смирнов.

— Я бы вообще к этим деньгам не прикоснулась.

— Вот и чудесненько, — обрадовался Смирнов. — Так ты убивала, Ксюша?

— Я не убивала, — ответила Ксения.

— Во первых строках нашего письма мы сообщили нашей дорогой кобылице, что она не душегуб. Что мы ей напишем во вторых и в третьих строках, Лидуша?

— Временно отодвинем нашу девочку в сторону… — начала было Лидия Сергеевна, но Ксения азартно перебила:

— Это почему еще временно? — полагая, что ее всего лишь временно не соотносят с псевдоубийством и прочими безобразиями, но ушлый Смирнов тотчас вмешался:

— Так ты желаешь тихо уйти в сторонку навсегда и спокойненько все забыть?

— Не-ет, — неуверенно возразила Ксения.

— Бунт на корабле подавлен. Продолжай, Лида.

— Временно отодвинув нашу девочку в сторону, попытаемся разобраться с ее контрагентами. Твои соображения, Саша?

— Операция не самого высокого уровня и весьма примитивно разработана. Но это, однако, ни о чем не говорит: они с большой долей вероятности были уверены, что такой дешевой инсценировки вполне достаточно для достижения необходимого результата. И они его добились: наша впечатлительная Ксения отвела их к закромам. Высокий профессионализм ощущается только в двух аспектах: точное и всестороннее знание характера объекта и выбор времени и места проведения операции. Эмоциональная уязвимость от одиночества в чужом городе — никто не поймет, никто не поможет, катастрофа, и вот они, спасители. Но рядом — нечто вопиющее, никак не соотносящееся с осторожностью и осмотрительностью, присущими истинным профессионалам. Изучив Ксюшу, ее образ жизни и наверняка ее окружение, они не могли не знать, что рано или поздно она расскажет нам все как на духу. Ведь в этом смертельная для них опасность. — Смирнов незаметно глянул на Ксению — не иронизирует ли девица по поводу хвастливого старческого самомнения. Не иронизировала. Поспешно продолжил: — Не мы, старые перечницы, страшны для них, страшны наши связи, страшны наши бывшие сослуживцы, страшны наши ученики. Они ужасно рискуют, они непозволительно рискуют, но делают это. Причины, причины? Почему? Говори, Лида. Твоя очередь.

Ксения хрюкнула, не сдержавшись:

— Дуэт «Чай вдвоем».

— «Скромнее надо быть с несчастием таким и в ваши леты», — процитировал Смирнов и пообещал: — Ваш номер шестнадцатый, мадемуазель. Вас еще вызовут.

Лидия Сергеевна переждала трепотню и приступила:

— Деньги. Но не просто деньги. Годы они лежали в швейцарском банке, и эти господа не рыпались. А чего, казалось бы, проще! Подпустить к импульсивной нашей девочке темпераментного и искреннего красавца; не торопясь, следить за развитием романа и, убедившись, что добились необходимой кондиции, спокойненько направить ее ладошку к банковским сейфам.

Поначалу Ксения и сказать ничего не могла от негодования. Все же прорвалась: