Цепочку рассуждений прерывают пальцы Германа. Он проводит ими по моей щеке нежно и аккуратно, разжигая занимающийся огонь. Я прикусываю нижнюю губу и с шумом выдыхаю, когда пальцы следуют к шее, мягко поглаживая её, а затем рука опускается к груди.

Голос у Германа хриплый, низкий и глубокий, когда он говорит:

— Если хочешь, скажи «нет».

Несколько секунд я смотрю на его лицо, укрытое тенями, прежде чем ответить:

— Не хочу. Не хочу говорить «нет».

Первые три дня мы практически не вылезаем из кровати. Ленивые и разморенные жаркой погодой, а ещё поглощённые друг другом. Мы бродим по пляжу, пытаемся купаться в океане, а по факту лишь барахтаемся в волнах. Катаемся на мега-сумасшедших скоростных автобусах, заглядываем на блошиный рынок хиппи в воскресенье, где Герман спонтанно покупает мне удобные хенд-мэйд шлёпки, в которых так классно таскаться и по улицам, и по пляжам. Мы едим в кафешках, торгующих едой на вес, пробуем все возможные экзотические фрукты, продающиеся на каждом углу, и только наслаждаемся нашей свободой.

Русских туристов пока не встречаем, поэтому, когда местные узнают, откуда мы приехали, они удивлённо и воодушевлённо кричат «Вива Русиа», а мы лишь смеёмся и чувствуем себя какими-то особыми диковинками в этом диковинном государстве.

— Ммм, — очередное моё утро начинается с нежного поцелуя в шею.

— Просыпайся, красавица, у меня сегодня на тебя грандиозные планы.

— Серьёзно?

Мне совсем не хочется открывать глаза, я бы ещё поспала, тем более, мы гуляли большую часть ночи, а потом занимались любовью. Герман неутомим, да и я не лучше, превратилась рядом с ним в какую-то мартовскую кошку.

Мне щекотно, потому что его пальцы блуждают по моему плечу, гладят шею, откидывают волосы и… замирают.

— Что это?

Я напрягаюсь, тут же переворачиваюсь, чтобы он дальше не пялился на меня. Три дня прошло, наверняка, он уже заметил на мне эту отметину, но, вероятно, лишь сегодня разглядел при дневном свете. Обычно я хожу с распущенными волосами, но не потому, что чего-то стесняюсь, мне так самой больше нравится.

— Ничего, — стараюсь говорить ровно и без лишних эмоций.

Прекрасно знаю, что он там увидел. Шрам… он бы не выглядел так ужасно, если бы не был относительно свежим.

— Откуда он у тебя?

— Ниоткуда, — отвечаю и зачем-то натягиваю одеяло повыше, чуть ли не до подбородка.

— Ты, что, внезапно замёрзла? — Герман хмурится, сдергивает покрывало и принимается меня щекотать, предпочитая свести разговор к шутке.

Очень быстро я оказываюсь у него на коленях, задыхаюсь от хохота, пока он не накрывает мои губы своим ртом. Возмущение тонет в глубоком поцелуе. Пальцами ныряю в его тёмные, завивающиеся от жары волосы. Они и мягкие, и жёсткие одновременно, и прекрасно отображают характер самого Германа. Он может быть очень целеустремлённым и настойчивым, но я понимаю, что у него доброе сердце.

Боже… я, кажется, тотально увязла в этом парне. Не хочу говорить, что влюбилась. Просто потому, что не готова думать сейчас о каких-либо чувствах, но я таю и млею, и чувствую себя окрылённой, как никогда. Это даже несколько меня пугает. Эмоции такие сильные, что я практически ощущаю от них боль. Они режут… режут меня, жалят, а секунды, проведённые без Германа, когда он просто спустился в магазин за соком на завтрак, тянутся бесконечно. И паника накрывает, что он… может не вернуться.

— Варя, — он с нежностью прижимает меня к своей груди, — я хочу, чтобы ты рассказала, откуда у тебя этот шрам. Он ведь… появился недавно?

Подушечкой большого пальца он поглаживает основание моей шеи.

Ну вот… приехали.

Шрам небольшой и, надеюсь, со временем станет менее заметным.

— Давай как-нибудь в другой раз, ладно?

Я смотрю на него исподлобья, вкладывая в этот многозначительный взгляд обещание, что мы когда-нибудь вернёмся к этой теме. Сейчас я не готова рассказывать ему про Руса и то, что тот со мной сотворил. Да и в целом не хочу с Германом обсуждать своё прошлое. Так приятно жить в здесь и сейчас, и не думать о том, что было, а ещё больше — о том, что будет. Правда, я знаю, что Герман из Питера, так что в душе надеюсь, что наше маленькое «курортное» (боже, как странно звучит, тут же не курорт) приключение выйдет за рамки пошлого слова «случайный роман».

— Договорились? — повторяю более настойчиво.

— Хорошо, — нехотя отступает Герман.

— А сейчас лучше расскажи, что ты там сегодня придумал?

— Эээ… нет, когда приедем на место, тогда и расскажу, а, вернее, ты сама всё поймёшь, как увидишь.

— Тогда как? Сейчас собираемся?

Я уже готова спрыгнуть с кровати, но Герман ловит меня за талию и притягивает спиной к своей груди.

— Попозже, — чуть ли не мурлыкает мне на ухо, раскрытыми ладонями поглаживая ноги и задирая подол лёгкой сорочки.

Мои бёдра покрываются мурашками, когда Герман кончиками пальцев рисует на них узоры. Наша одежда куда-то быстро исчезает. Он обнимает меня крепко-крепко и переворачивает, укладывая на живот. Ему явно мало нашего ночного забега. Говорю ж, неутомим.

Через два часа мне вовсе не до смеха. Мы забрались, кажется, на самую высокую гору в Рио. Идём по извивающейся тропинке вверх, хорошо, что налегке, сомневаюсь, что выдержала бы такой подъём даже с небольшой поклажей.

— Далеко ещё? — недовольно ворчу.

— Да собственно всё.

Дорожка делает поворот, мы выходим на открытое пространство, и я замираю.

Секунду спустя со словами «эээ… нет» разворачиваюсь, готовая бежать обратно, но Герман быстро ловит меня за руку и тормозит.

— Ты спятил? — приходится на него чуть ли не шипеть. — Что это такое? — мой палец обвинительно указывает на группу людей на краю скалы, а ещё огромный ненадёжный дельтаплан.

— Это? Лекарство от аэрофобии, — с улыбкой Герман притягивает меня к себе, и я утыкаюсь лбом ему в грудь, мотая головой из стороны в сторону.

Сама мысль, что он пусть даже теоретически предполагает, что я соглашусь сигануть вниз на этих «крыльях мотылька», меня удивляет.

— Нет и нет. И ещё раз нет. И нет.

— Тише, — он целует меня в макушку. — Не обязательно лететь сразу. Пошли просто посмотрим.

Герман не давит и не настаивает, и я ему благодарна, но принять предложение не могу.

— Ты точно обалдел, я не собираюсь на это смотреть.

— Варь, ну ты же мне сама говорила, помнишь?

— Что говорила?

— Что твоя аэрофобия от того, что ты не управляешь процессом. То есть, скорее всего, из-за этого. А здесь, — он делает широкий жест рукой, — всё полностью под твоим и моим контролем. Я ведь полечу с тобой, я уже делал это, со мной тебе абсолютно ничего не грозит, я буду рядом, я поддержку.