Лазаревна – замдиректора колледжа, – оборвала меня: "Нет!" А еще одна женщина из начальства колледжа – подобрее – у которой тогда внучка родилась – сказала мне, в общем тоже заткнув мне рот: «Ну вот поняли всё? Поняли? Всё».

И это еще не всё, что я хотел рассказать про выборы в колледже культуризма.

Когда Романов отлучился на ужин, я опять остался один на два КОИБа. Поэтомуя встал между ними посередине и работал на две стороны. Но Лазаревна подошла и сказала, что нельзя стоячть посередине и я встал сбоку.

Потом подошел Романов. Когда я в свою очередь отходил на ужин, он тоже встал между КОИБАМи. Когда я сказал Лазаревне, что он, как и я стоит посередине между аппаратами, она ответила, что он не стоит посередине. Хотя он именно так и стоял между аппаратами, как я перед этим – самым рациональным способом, и давал разъяснения голосующим на обе стороны!

Романов- крупный мужчина в костюме чуть старше меня с большими вылупленными глазами, с немного бессмысленным и непрочным выражением талантливого компьютерщика. За обеденным столом зашла речь о татуировках, которые модны среди молодежи, студентов. Одна из женщин выразила надежду, что эта мода когда-нибудь пройдет. На это Романов припомнил, что его отец в 70-е годы тоже заимел татуировку. Вырос отец на ПВЗ и там было такое влияние, объяснил Романов. Отец, будучи еще подростком лет шестнадцати, сделал себе татуировку на животе, но с возрастом живот отца увеличился и надпись расплылась. Осталось лишь ее начало и конец: «Я оп… ся».

– Я долгое время не мог понять, что там был написано, что за «Я оп… ся». А отец не говорил, лишь потом признался: «Я опять не наелся!»

2.7.Полет Кондора

– И он даже не извинился? Как он мог после этого с тобой здороваться…

– Да, Кондоров сказал тогда принести на Литературную среду всё, в ответ на мои предупреждения, что не все рассказы хороши… Я даже думал: может он просто в узком кругу хочет их обсудить, по домам почитать, просто ознакомиться – раз так говорит. Оказалось – все по-другому. Тумэров тогда брюзгливо сказал при всех на разборе, что я должен был одно и тоже произведение принести в нескольких экземплярах, чтоб все читали одно и то же, а то каждый о своем отзывался (правда, одинаково отрицательно) – а ведь этот Кондоров должен был мне сказать, раз сам сагитировал приносить, тем более и не объяснил ничего, что будет настоящий разбор произведений. Я ему повторял, что есть у меня и не очень рассказы, а он своё твердил: «Всё приноси». Ведь специально хотел подвести. Как я тебе рассказывал… А они думали – я виноват. Вот такие вот…

Настя говорила, убыстряя шаг по дорожке Горсада:

– А насчёт другого хама ты прав: Если человек играет на пианино «Историю любви», он еще не интеллигентен.

Помню, на той литсреде рядом со мной сидел еще один местный писатель, известный своей нетрадиционной для республики религиозной, а точнее, конфессиональной направленностью. В общем, этот Муруев не преминул вставить свой голос в общий хор: в книге Бытия написано: В начале было слово… а у тебя…

Уже по окончании основного разбора Муруев спросил меня: «Когда ты начал сочинять?». Я только начал ему отвечать, как меня прервал нервный окрик Тумэрова с другого конца стола: «Артем, не говори! Какое ты имеешь право открывать рот! Тут право имеют говорить только мы, а тебе слова не давали!».

– Тумэров в своих упреках неоригинален – старомоден как зауч. Эти люди необразованны по современному, ведь истинным признаком современного интеллигента или человека из высшего общества является простота в общении – простота в хорошем смысле, искренность без высокомерия, чванства… А этот писатель, говоришь, религиозный. Так много ли его вера стоит, если он использует слова из Библии, лишь чтобы подыграть общему настроению унижения очередного клиента Литсреды.

– Да, Муруев-то хоть сам понимает, что принижает свою веру, поддерживая критику – подпевая этому Кондорову.

– Подпевая? Кондорову?! El Сondor pasa – полет кондора по-испански. Фамилия птичья… Кондоров, ха-ха…

– Тебя, Артем, туда обманом затащили. Ты же не знал, что на очередной Литсреде после прочих мирных заседаний с чаепития и свободным чтением стихов всех присутствовавших, неожиданно будет разбор всех твоих произведений, которые ты принес до этого Кондорову – он же тебя так упрашивал: «Приноси всё», несмотря на твои уверения, что недоделано. Он намеренно тебя подвел. Тем более этот Тумэров гневно тогда сказал, что надо одно произведение в нескольких экземплярах распечатать для писателей, а не то что получилось: каждый свое – то, что ему раздали из твоих произведений… Видно сразу, что вина в плохой организации лежит на Кондорове. И понятно, что обмануть он только так мог, если бы сказал прямо. Ты бы отказался от своего разбора на литсреде, либо хорошо подготовился, принеся один рассказ в нескольких экземплярах. Впрочем, в любом случае видно, что вина здесь лишь на организаторе. А нам уж точно понятно, что со стороны Кондорова это была подлая подстава: не предупреждал, что будет разбор и по той причине не дал никаких рекомендаций подготовить один текст для разных критиков – наоборот, он настойчиво повторял: «Принеси всё!».

В перерыве второго заседания литсреды, протекавшего как посиделка за длинным столом, где многие читали вслух по одному своему стиху, я оказался на площадке между первым и вторым этажами библиотеки, где и проходили все эти литсреды, и услышав в свой адрес от писателей просьбу сбегать в магазин за водкой. На что я сразу же ответил, что у меня свежая травма спины, грыжа позвоночника (на тот момент я обнаружил, что уже недели две хожу с темными расплывшимися пятнами на коже спины к позвонков. Мы тогда с мамой решили, что это последствия в общем-то ненужного поднятия с верхней полки стенного шкафа списанных системных блоков при описи передаваемого имущества от увольнявшегося начальника информационного центра в филиале Томского госуниверситета, где я работал системным администратором.

Сидевшая рядом молодая полненькая библиотекарша даже посоветовала употреблять мазь для спины и казалось двое-трое находившихся рядом писателей тоже все поняли, тем более я там был далеко не единственным гостем литсреды, протекавшей во вполне дружелюбной неторопливой атмосфере. (Туда приходили даже студентов, просто читавших свои стихи и ожидавшаяся следующая среда обещала примерно такое же свободное общение литераторов(никаких анонсов предстоящих серьезных литразборов не было, кроме разве что навязчивой просьбы Кондорова принести все мои произведения, да и