Это был настоящий ужас. Упав, она не просто проломила подиум, а застряла там: ее тело, сложившись пополам, словно попало в тиски, и, как она ни рвалась, тиски не разжимались. Волосы слиплись от шампанского. Она слышала, как в толпе смеются, видела в слепящем свете, как фотокорреспонденты подходят поближе и делают снимки. Люси Джо закрыла лицо локтями, точно преступница под прицелом толпы папарацци.

— Хватайся за мою руку! — приказал появившийся из-за кулис рабочий, наклонившись к ней. Крепкий парень тащил ее, тянул, пыхтел, крякал, и наконец ему удалось рывком извлечь Люси Джо из провала и поставить на твердую землю. Публика устроила овацию — еще более шумную, чем Ноле. Парень выпрямился перевести дух, а Люси Джо спрыгнула с подиума и, по-прежнему закрывая лицо руками, кинулась к буфетной.

— Что произошло? — услышала она голос Нолы, которая пыталась выразить сочувствие и скрыть ярость.

— Подиум не рассчитан на удар такой силы, — негромко ответил парень, но микрофон Нолы каким-то образом уловил его слова, и весь зал услышал.

Люси Джо вбежала в буфетную, официантки смотрели на нее с жалостью и ужасом. Спину Люси Джо пронзала мучительная боль, но она в эту минуту ее даже не ощущала. Спрятавшись за какой-то шкаф, она стянула с себя форму и надела свое розовое платье, которое сейчас показалось ей просто ужасным, такого кричащего уродства она в жизни не видела. Вдруг подкатила омерзительная тошнота, она нагнулась над мусорным ведром и ее вырвало.

Едва она вытерла лицо тыльной стороной руки, как в буфетную ворвалась Нола, ее лицо багрово пылало. За ней вбежала онемевшая от ужаса Кларисса.

— Как ты посмела?! — завизжала Нола.

— Я нечаянно! — Люси Джо почувствовала, как слезы обожгли ей глаза. Нет! Только не плакать! Она и без того пережила такое унижение, что хватит на три жизни вперед. — Неужели вы подумали, что я…

— Ты еще смеешь плакать?! Ты что, не понимаешь? Своей дурацкой выходкой ты загубила все мое шоу! Знаешь, скольких трудов стоил этот вечер? А каких денег? А времени? И теперь все будут говорить лишь о том, как толстуха-официантка пробила своей задницей подиум и продемонстрировала публике свои утягивающие трусы!

О господи, Люси Джо сейчас опять вырвет.

— И не вздумай завтра прийти в мастерскую. Ни завтра, ни еще когда-нибудь, — полыхала Нола. — Ты уволена! И чтоб я тебя больше не видела!

Люси Джо схватила куртку, сумку с папкой и визитными карточками, и бросилась к двери.

Подумать только, человек произошел от обезьяны! Будем надеяться, что это неправда.

Но даже если и правда, давайте молиться, чтобы об этом не узнал весь мир.

Считается, что эти слова произнесла супруга

епископа Вустерского, услышав

о теории эволюции Дарвина.

Хоть Корнелия и была сильно расстроена неожиданным уходом Уайета, она просто не могла допустить, чтобы его вспышка недовольства испортила такой изумительный вечер, тем более что его звездой и героиней была она. Стилисты трудились целых три часа над ее прической и макияжем. К тому же ее платье — зеленое мини на одной бретельке от Зака Позена, которое еще несколько месяцев нельзя будет нигде купить, — должно быть по достоинству оценено публикой. Равно как и она сама. Она проглотит обиду, которую ей нанес Уайет. Он понятия не имеет, как трудно добиться статуса одной из главных героинь бомонда, придется его простить. Уайет старомоден; если идти у него на поводу, они будут из года в год встречаться лишь с узким кругом одних и тех же людей и жить в точности так, как жили их родители. Она покажет ему, как увлекательна жизнь под прицелом камер, и он одумается.

— А, Корнелия! — ей послала воздушный поцелуй одна из приятельниц матери, старая ведьма Бинки Хоу. — Ты божественно хороша на этом снимке на обложке.

Корнелия улыбнулась. Она покрасовалась перед всеми фотографами Манхэттена, перецеловалась со всеми подругами и соперницами, теперь ей надо найти Тео Голта.

Тео, единственный сын короля частных инвестиций, владел звукозаписывающей студией в Лос-Анджелесе. Они с Корнелией были знакомы, но при встрече едва перекидывались парой слов — возможно, потому, что Корнелия четыре года назад сыграла заметную роль в разводе его отца. Во время коктейльного вечера, устроенного в их трехэтажной квартире на Парк-авеню по случаю открытия сезона в Метрополитен-опере, Жена Номер Три застала Корнелию (ей тогда было двадцать три года) и Говарда Голта (а ему — пятьдесят два) в хозяйской ванной, слившихся в объятии, которое вне всякого сомнения означало именно то, что должно было означать. До конца дело у них не дошло, они едва успели потискать друг друга, но и этого оказалось довольно. Жена Номер Три повела себя на удивление хладнокровно — прошла мимо них к зеркалу и освежила помаду на губах, потом отправилась вместе со всеми в оперу, сидела с ними в одной ложе и никаких видимых признаков огорчения не проявляла. Даже поцеловалась с Корнелией на прощание. А на следующий день наняла команду крутейших адвокатов и поручила им отсудить у Говарда половину его мегасостояния. Мать Корнелии позвонила кому надо, и имя Рокмен не фигурировало в скандальной хронике, но Тео знал подноготную развода, и то ли из особой привязанности к данной конкретной мачехе, то ли от досады, что потерял половину отцовского богатства, которое должно было перейти к нему как к единственному наследнику, держался с Корнелией прохладно.

Пока Корнелия не задумала записать альбом, ни сам Тео Голт, ни его неприветливость ее ничуть не занимали. Но за последний год Корнелия осознала, что достойна гораздо большего, чем замужество, дети и членство в женской благотворительной организации. Она смотрела на приятельниц, довольных таким раскладом, и негодовала. Кто сказал, что взрослая жизнь должна быть настолько скучной? Почему бы не превратить ее в нескончаемый первый бал с одной-единственной дебютанткой, которая только и делает, что меняет платья? Она может иметь все, как говорила та старая дама, которая издавала “Космополитен”, это был ее девиз — иметь все. Корнелия может стать брендом, славное имя Рокменов зазвучит еще громче в XXI веке. Ее слава докатится и до Японии.

В плане Корнелии на ближайшие пять лет — она задумала создать крупную мультимедийную империю: выпускать альбомы хитов, книги, телесериалы, может быть, со временем даже издавать собственный журнал — краеугольным камнем была карьера певицы. Когда ее пригласят оба Стивена — Спилберг и Содерберг, — она не скажет “нет”. Она не верила знаменитостям, которые жаловались, что их преследуют папарацци; лично она была бы благодарна за неусыпное внимание к каждому своему шагу. Вообще-то она для этого и создана. В школах Брирли и Гротон она всегда была самой популярной среди девочек, а теперь будто сама судьба требовала, чтобы она наконец прославилась далеко за пределами своего почтового индекса.

Но Уайет ее не поддерживает. Конечно, иначе и быть не может. Но все изменится. Когда летом в Монако Корнелия посвятила его в свои честолюбивые замыслы, он недовольно нахмурился и сказал: “Зачем добавлять к свалке культурного мусора лишнюю груду отходов?” Но он поймет ее, она знает. Если мать Корнелии чему-то ее и научила — точнее, единственное, чему мать научила Корнелию, принимая минимальное участие в ее воспитании, — так это искусству манипулировать мужчинами, внушая им, что они хотят именно того, чего хочет она. Что ж, она выйдет замуж за Уайета и будет жить именно так, как хочется ей.