Но я хотела сказать о министре, а история зачатия дочки настоятеля храма мне случайно на ум пришла. По моему мнению, это типичная история детей священников в Польше, разве что не всегда такое происходит именно на столе.

Потом министр коснулся религиозных убеждений своей старшей дочки, которая в монахини-то подалась (а ведь начиналось-то все с дотаций на экскурсию… Ад в этом смысле очень часто земными пиар-технологиями пользуется). Тут уж министр, прости за выражение, меня заебал. Мне плюнуть в него захотелось. Голос свой смодулировал, как его учили на престижных курсах по созданию имиджа, и отвечал, словно на исповеди у священника — хоть бы и того, что строительными участками занимался: дескать, «моя дочь в последнее время поддалась влиянию чуждой и враждебной нашим ценностям идеологии, от которой я решительно дистанцируюсь. Ее достойные осуждения действия и высказывания, распространяемые некоторыми СМИ, не коррелируют с моими убеждениями, и я их осуждаю».

В этом месте выступления министра экономики я почувствовала, как вся экономика моего желудка поспешно сосредотачивается на рвотном рефлексе. Дочка там перед образами отца вымаливает — а он тут с ней «корреляцию теряет». Но и это, Нуша, не все. Потом какой-то левый, обутый в грязные кеды, нечесаный, весь в татуировках, с жидкой бороденкой, очень глупый и крайне неприятный парламентарий, шепелявя, вопросил: отрекается ли министр в таком случае от своей дочери? И министр своим выразительным, хорошо поставленным голосом, не шепелявя совсем и не моргнув глазом, ответствовал: «В этой ситуации очевидно, что да».

Именно тогда, в эту минуту, у меня внутри от омерзения все всколыхнулось, сыночек, ведь даже на сфабрикованных процессах времен сталинских репрессий, даже в советском так называемом «суде» такое вряд ли могло произойти. От собственного ребенка даже под жесточайшими пытками отречься невозможно! А этот коррумпированный негодяй на вопрос полудурка-марксиста, не под пытками, нет! — не дрогнув, отказывается от собственной дочери.

Однако оставим эту общественно-политическую свару. Все равно дебаты ни к чему не привели. Несмотря на протесты левых, экспедиция в Чистилище в целях интеграции с Небом будет доступна не для всех — по причине финансовых трудностей и несбалансированного бюджета. И стоимость ее, даже при пятидесятипроцентной дотации, будет очень высокой — главным образом из-за дороговизны транспортных расходов, то есть большинству в аду она не по карману.

Единственным результатом стала «чрезвычайно мелкая уступка», по мнению левых, агрессивному лобби учителей, сосредоточенных вокруг ААУ (Ассоциация адских учителей). В общественных местах ада будут распространяться бесплатные экземпляры Библии — в рамках правительственного проекта «Эволюция мошеннической литературы на сквозняке истории», а средства на эти цели (условие правящей коалиции) должны быть выделены из «резерва на стихийные бедствия и катаклизмы». Против этого ААУ не возражало, соглашаясь в целом, что Библия в аду в повсеместном доступе — своего рода катаклизм и стихийное бедствие. Кроме того, было постановлено, что в связи с вопиющей безграмотностью населения ада Библия должна в появиться в свободном доступе и в виде «книги, которая читается вслух» (называть ее «аудио-книгой» нельзя вследствие протеста французских парламентариев, относительно чего даже принят специальный закон). Это все правительство делает, чтобы сильно подпорченную свою репутацию чуть-чуть подправить и снова предстать перед избирателями во всем адском блеске, надеясь, что таким образом известие о сокращении дотаций на интеграцию в Чистилище будет воспринято без эксцессов.

Я вообще-то дотации не выношу и в свой адрес не приемлю — особенно учитывая, что регулярно плачу налоги, хоть мне это и нелегко дается. Дотировать можно ясли, дошкольные учреждения или загибающуюся, но такую нужную в аду угледобывающую промышленность. А в Чистилище я поеду и так, хотя бы и пришлось мне потом несколько месяцев на хлебе и воде просидеть. Но до такого, скорее всего, не дойдет — я в последнее время живу очень бережливо, даже перешла на самолично скрученные папиросы и дотированные из бюджета (в данном случае я субсидии приветствую) северо-корейские смородиновые вина. Леона эта проблема тоже не касается — но его по другим причинам. Твой отец из ада никогда не выезжает, говорит, в Чистилище скучнее, чем на партийном собрании в шестидесятых, а кроме того, можно встретить кого-то из знакомых с Неба и не совладать с желанием за его земные делишки «хорошенько насовать ему в морду». Леон — он иногда слишком дерзкий, но в этом вопросе я с ним, пожалуй, соглашусь. А еще он не любит, когда я из ада куда-нибудь отбываю. Из-за заботы обо мне, но еще и от беспокойства. Леон считает, что из-за моих религиозных взглядов и непоколебимых убеждений, которые в моем мозгу так крепко засели, я в процессе пребывания вне ада могу поддаться искушениям и больше не вернуться. А тогда ему останется только «переход в Небытие», потому что такой тоски и чувства потери он еще раз не сможет перенести. Этим меня Леон трогает бесконечно. Да ведь никаким «искушениям» я не поддамся и ни о каком убежище на Небе просить не буду — сколько бы ангелы меня ни соблазняли. Такого варианта не будет никогда. Антифаустом я никогда не стану и договоров ни с какими Ангелами подписывать не собираюсь. Неважно, чего мне там наобещают, потому что всегда будет слишком поздно — «на одно обещание», как Ты, сыночек, в одной из своих книг написал. Те обещания, что мы с Леоном друг другу дали, для меня гораздо более святы, чем все ангельские вместе взятые.

И интегрироваться с Небом в Чистилище вместе с другими экскурсантами я не хочу. Слишком широкая идеологическая бездна разделяет нас в отношении того, что есть грех. Если интегрироваться — то разве что с Иисусом Христом, но его, скорее всего, среди участников не будет, не тот уровень, сыночек. Меня на труды и расходы, что требует экскурсия, мотивирует возможность приблизиться к верной ученице и спутнице Иисуса Марии. Согласно повторяющимся из года в год утечкам информации, ее в Чистилище наблюдали не раз, а это может указывать на то, что у нее там есть постоянная резиденция. Учитывая, что Мария из города Магдалы (теперь это невзрачная деревенька в Израиле под названием Эль-Меджел) умерла в первом веке нашей эры, факт ее нахождения в Чистилище, скорее всего, выдуман в целях лживой пропаганды и очернения ловкими молодцами из АБВ. Ведь будь это правдой — это свидетельствовало бы о том, сколь Небо злопамятно и несправедливо, даже в отношении своих. Ведь пребывание в Чистилище — это переходное состояние, а не окончательный приговор, который действует до минуты повсеместного воскресения. Его удостаиваются души людей, умирающих в любви, но не приведших в порядок своего отношения к сути вещей. Божья милость дает таким людям возможность очистить любовь от эгоистических привязок, к которым привели совершенные грехи. Тяжесть и время наказания также зависит от количества грехов. «Очищение» совершается через огонь, который, однако, не имеет физической природы. Он является скорее духовной болью, которая рождается от осознания в себе божественной любви и понимания собственного несовершенства. Следующим очищающим страдание становится неотступная и непрекращающаяся тоска по Богу. После очищения души попадают на Небо (возможности попадания после Чистилища в ад не существует, и это тоже на протяжении многих лет бросает тень на взаимоотношения между Небом и адом). Католическая церковь полагает, что душам, пребывающим в Чистилище, можно и нужно помогать. Главным образом — посредством молитв, постов, добрых поступков, отправления служб и регулярного принятия Даров Святого Причастия.