может, все еще и обойдется. Когда надежды нет, остается надеяться на женщину».

Ганеша, уже невидимый для людских глаз, тяжело взгромоздился на ожидающую его вахану. Судя по ее хитрой морде, Нандину придется искать себе новый барабан.

«Но как? Скажите мне, как он сумел справиться с ракшасами?» – задал себе вопрос бог мудрости и не нашел на него ответа.

Павловский, прихрамывая, медленно брел вдоль берега Ганги. Время от времени он останавливался и растерянно оглядывался вокруг.

Гхат жил своей обычной жизнью. Такую же картину здесь можно было увидеть сто или пятьсот лет назад. У самого берега стирали белье. Его скручивали в тугие жгуты, и смуглые жилистые мужчины в набедренных повязках, стоя по пояс в реке, изо всех сил колотили ими о камни.

Неподалеку на пыльных ступенях набережной сохли на солнце недавно постиранные белые простыни и лазурные, лимонные, изумрудные, карминные сари. В нескольких шагах от них, блестя мокрыми лоснящимися боками, разлеглись на земле большие черные буйволы.

К нему подбежали двое ребятишек. Один из них, совсем маленький мальчик, по виду лет трех, не больше, был голышом. Малыш остановился в нескольких шагах от Влада, выпятил животик, спрятал руки за спину и, задрав голову, уставился на кажущуюся ему огромной фигуру иностранца.

На живом смуглом личике ребенка то и дело сменялись выражения – от любопытства и наивного восхищения до – стоило Павловскому пошевелиться – самого настоящего ужаса. Старшая сестра мальчика, одетая в застиранную желтую кофточку и зеленую юбку, оказалась более решительной. Протянув лодочкой маленькую ладошку, девочка принялась просить деньги, повторяя протяжно и настойчиво: «Сто рупий, сто рупий». Неожиданно взрослые глаза на худеньком детском лице, не мигая, настороженно следили за Владом.

Тот не слышал ее, стоял и смотрел на реку, словно не понимая, где находится. Наконец ее окликнул кто-то из детей постарше. Она бросила недобрый взгляд на отрешенное лицо Павловского и убежала, подхватив за руку упирающегося братишку.

Наверное, более умудренные жизнью объяснили малышке, что иностранец иностранцу рознь. Лицо и руки Влада покрывали ссадины, белая рубашка почернела от грязи, разодранная штанина свисала клочьями.

Солнце неторопливо поднималось над горизонтом, окрашивая в розовый цвет призраки висящих в дымке зданий, играя с их причудливыми отражениями в серебряном зеркале реки. В этот час набережная выглядела непривычно пустынной, как будто события прошедшей ночи заставили людей укрыться в безопасных стенах жилищ и храмов.

– Присаживайся.

Влад только сейчас заметил, что в двух шагах от него сидит, скрестив ноги, маленький толстенький человечек с большой круглой головой и оттопыренными ушами. Память мгновенно отозвалась яркой картиной – подземелье, и лопоухий, едва не плача, уговаривает Славу остановить ракшасов.

Он хотел пробормотать извинения и продолжить свой путь, но вместо этого послушно опустился на каменные плиты рядом с незнакомцем. И снова зачарованно уставился на фантасмагорию отражений, плывущих по бесконечной реке.

– У тебя из сладкого ничего нет? – вывел его из задумчивости вопрос толстячка.

– Простите, что вы сказали?

– Да ладно! Это я так… – смутился человечек, который, кажется, только сейчас обратил внимание на истерзанный вид Павловского. – Нам нужно о многом поговорить. И прежде всего, я должен извиниться перед тобой за то, что случилось по моей вине. Ты знаешь, нам нужен был герой, чтобы победить Бродящих в ночи.

Павловский молча кивнул. Он помнил, как бежал к выходу из подземелья, а вслед ему неслись глухие мерные шаги, жуткие и неумолимые, как приближение смерти.

– Линия судьбы указала на героя, когда тебе исполнилось тринадцать лет, – между тем продолжил толстячок. – Ты наверняка помнишь этот день. Твой первый бой.

Павловский помнил. Лежащий на ринге противник и он, прислонившись к канатам, в недоумении разглядывает собственные перчатки. Пацаны из секции скандируют: «Герой! Герой!»

– К сожалению, я ошибся и не понял, кто из вас двоих настоящий герой – ты или твой противник, который лежал на земле.

– Но там, в пещере, до того, как пришли ракшасы, то же самое вы говорили Славе… – начал Влад и смешался. – Полное имя Славы – такое же, как у тебя, – пояснил человечек, – и родились вы с ним в один и тот же день и час. У одних и тех же родителей.

– Но это невозможно! – не поверил Павловский. – Слава моложе меня, а у меня только старший брат!

– Слава – это ты сам четыре года назад, каким бы ты мог стать, при условии, что в определенный момент твоя жизнь сложилась бы иначе.

– Иначе? – не понял Влад.

– Представь себе подземелье, – попросил Ганеша.

Влад поежился.

– Представил, – удовлетворенно кивнул тот. – Только это не один длинный коридор, где ты идешь, не сворачивая, а комната, из которой ведут сотни выходов. Выбрал один, а за ним еще одна комната, и снова тебе решать, куда пойти. И так снова и снова. В комнату входит один человек, а в следующую уже другой. А тот, кто остался позади, – умирает.

– Умирает? – поразился Влад.

– Конечно! Если хочешь знать, с момента твоего появления на свет ты уже как минимум раз пять умирал и столько же раз заново рождался!

– Это как переселение душ?

– Нет, я говорю не о круговороте рождения и смерти, известном как колесо Сансары, – покачал круглой головой толстячок, – но ты сейчас поймешь, что я имею в виду. Вспомни-ка себя самого в тот момент, когда линия судьбы нашла тебя в первый раз. Тринадцать лет, большой неуклюжий подросток. Наверняка, все лицо в прыщах. Вспомнил?

– Только на носу! – возразил Павловский.

– На носу так на носу, – легко согласился толстячок, – но ты мне скажи: тот подросток и ты сегодняшний – один и тот же человек?

– Ну разумеется, один и тот же, – удивленно ответил Влад, – вырос только за двадцать пять лет!

– Он умер, – покачал головой Ганеша. – Его больше нет. Сам подумай, что у тебя с ним общего, кроме имени? – Но как же… – растерянно начал Влад.

– Понимаешь, жизнь любого человека, великого или самого обычного, состоит из рубежных поворотов, тех самых комнат в подземелье. Например, тебя били, а ты поднялся! И в этот момент умирает слабый и рождается более сильный. Его судьба идет в другом направлении до следующего важного выбора.

– А если так ударили, что не встать? – Павловский тревожно замер в ожидании ответа.

– Остался лежать на земле, хотя мог подняться и продолжить бой, – и умирает несостоявшийся герой, рождается новый, более слабый человек, обреченный брести окольными путями. Хорошо, если в следующий поворотный момент жизни он найдет в себе силы превозмочь обстоятельства, но только шансов на это с каждым разом все меньше и меньше. Так и плетется сквозь годы, умирая, рождаясь и слабея с каждым новым рождением.

– А зачем вы все это мне рассказываете? – настороженно поинтересовался Влад.

– Чтобы ты лучше понял, когда я перейду к главному. Меня просили присмотреть за героем. Слишком многое от него