Растекаются по коже и под ней, когда понимаю, что он психует, потому что боится… боится не успеть решить мою… нашу проблему! Он прилетел, чтобы ее решить! Потому что… я нужна ему там, на другом полушарии. Я и наш ребёнок, потому что мы с ним идём комплектом…

— Тогда сядь и дай мне минуту, — кивает на стул за моей спиной. — Живее.

Захлопнув рот, активно киваю и опускаюсь на стул, боясь издать хотя бы один лишний звук.

Сняв куртку, он бросает ее на спинку стула, оставаясь в черной футболке, которая выглядит изрядно помятой.

Он добирался до меня двадцать два часа, и все, чего мне хочется теперь — это дать ему всю нежность, которая только во мне есть. Дать ему понять, что когда он рядом, я чувствую себя живой. И если через пять дней я не сяду в треклятый самолет вместе с ним, просто… сойду с ума!

Дернув со стола первый попавшийся экземпляр “нашего” контракта, Рома усаживается на соседний стул, послав мне тяжелый говорящий взгляд.

Кусая губы и посматривая на дверь, наблюдаю за тем, как откинувшись на стуле, он изучает документ, без спешки переворачивая страницу за страницей, будто весь мир поставил на паузу. То, что никто не беспокоит нас спустя пять минут, говорит мне о том, что его “послание” было расшифровано правильно и никто не посмеет беспокоить нас до тех пор, пока он не позволит.

Он прав… бояться его у меня… были все основания.

Когда длинные сильные пальцы добираются до последней страницы, он наконец-то говорит, продолжая смотреть в документ:

— Подписав это, ты отказываешься от любых притязаний на мои активы. На второй странице список компаний.

— Ясно… — говорю тихо.

— После подписания тебе в собственность отходит моя квартира в Екатеринбурге.

Боже…

Я понимаю, что этой квартирой он просто-напросто закрывает мой “жилищный” вопрос, и для него это не больше, чем средство достижения цели, но не для меня! Несмотря на то, что мы выяснили, как его бесят благодарности, которые он считает необоснованными, все же произношу:

— Спасибо…

Послав мне предупреждающий взгляд, господин Гец продолжает:

— В качестве собственного дохода ты получишь долю в моей дочерней компании в пожизненное пользование. Не смотри так на меня, блять. Это просто сраная мелочь в сравнении с тем, что я сделаю с тобой, когда мы доберемся до отеля.

Легкое потрясение, которое, просто черт возьми, заставило меня открыть рот и округлить глаза, сменяется вихрем возбуждения в животе!

Смочив горло, уточняю:

— Ммм… до отеля?

— Да, до отеля, — встает, бросив контракт на место.

Нависнув надо мной, окружает своими руками, положив одну ладонь на спинку моего стула, а вторую на деревянную поверхность стола. Сложив на коленях руки, смотрю в его глаза, пока тихо просвещает:

— Мы через десять минут поженимся. Насколько я знаю, после свадьбы полагается трахаться.

Облизнув губы, провожу ладонью вниз по его груди до пояса джинсов. Чувствуя жгучее желание увидеть чертей в этих глазах, опускаю руку еще ниже и сжимаю в ладони бугор в его паху через грубую плотную ткань.

Крылья его носа вздрагивают, а меня прошибает крошечным электрическим разрядом, потому что в штанах господина Геца есть за что, мать вашу, подержаться!

— Тебе лучше знать, что бывает после свадеб, — сжимаю пальцы, и на его бородатой челюсти проступают желваки. — В отличии от тебя, у меня… это впервые…

Опустив глаза, он смотрит на мою руку у себя на ширинке, после чего произносит:

— Если тебя это успокоит, трахать женщину языком сегодня я буду в первый раз.

Шок на моем лице заставляет его губы скривиться в ухмылке. В чем его источник я не знаю и сама! Может в том, что он никогда не… ласкал женщину языком, а может в том, что он вообще в этом признался.

Черт возьми, ему тридцать четыре!

— Она поэтому с тобой развелась? — вылетает из меня.

Бросив взгляд на дверь, он любезно сообщает:

— Она развелась со мной, потому что все ее ультиматумы я послал нахер.

Несмотря на здравый смысл, черная дыра ревности внутри меня ширится, как адская воронка. Ревновать его к этой блондинке — значит ревновать его к прошлому. Но я все равно хочу знать больше…

— Почему ты их туда послал? — спрашиваю тихо.

— Потому что там им было самое место.

— И… сколько вы были женаты?

— Почти два месяца. Я оплатил ее бизнес, поэтому она стоит там, за дверью, и ждет моих указаний. Если ты закончила, я позволю ей войти.

Жуя губы, смотрю в его невозмутимое лицо. Смотрю, понимая, что больше ничего из него не вытащу. Понимая, что быть его женой… кажется, это настоящая, черт возьми, прогулка по канату! Но каким бы смертельным не был этот номер, я хочу этого так сильно, что готова подписать этот контракт даже кровью.

Вытянув шею ему навстречу, делюсь собственной тайной:

— Если тебе интересно, сегодня я собираюсь первый раз в жизни наградить мужчину минетом.

— Блять… — тихо смеётся, прижавшись носом к моей щеке. — Убери руку, волчонок. Иначе ты наградишь мужика минетом прямо сейчас.

Новогодняя елка в центре отельного вестибюля соответствует месту. Кажется, ей не хватает пары сантиметров, чтобы пробить потолок, а гирлянды на ней представлены в таком количестве, будто ими украшена каждая иголка.

Переведя глаза с нее, на запруженный людьми холл, суетливо вешаю на локоть свой потрепанный жизнью пуховик и прижимаю его к груди. Переминаясь с ноги на ногу, бросаю взгляд на широкоплечую фигуру у стойки регистрации. Мой муж рассеянно слушает девушку-администратора, деля свое внимание между ней и экраном своего телефона. Сделав шаг назад, уступаю дорогу мужчине в униформе, который катит по мраморному полу тележку с брендовыми чемоданами, проводя к лифту какое-то иностранное семейство.

Бросив еще один взгляд на Рому, медленно бреду мимо зоны отдыха с диванами и журнальным столом на изогнутых позолоченных ножках.

Из лифта выходит группа мужчина, и мое сердце дергается от неожиданности, потому что один из этих мужчин… мне знаком…

— Вот черт… — бормочу, когда обведя хол хозяйским взглядом, Алиханов натыкается на меня.

Костюм, как всегда, сидит на нем отлично. Седые волосы зачесаны назад, а цепкие черные глаза становятся немного удивленными, но любые эмоции исчезают из них так же быстро, как появились, поэтому не удивлюсь, если мне просто показалось!

Положив ладонь в карман брюк, он со скучающим видом неспешно осматривает вестибюль еще раз, а когда добираются до стойки, его губы кривит сухая улыбка.