Нехотя она посторонилась и впустила его в комнату, впрочем, постаравшись всем лицом и всею фигурой выразить неодобрение его присутствию.

Эртан выразительно оглядел её сложенные на груди руки, выставленный вперёд упрямый лоб с хмурой складкой между бровей, поджатые губы и слегка согбенные плечи.

– И что же ты делаешь, драгоценная, как не наказываешь? – бодро хмыкнул он.

Бодрость ему давалась титаническими усилиями, но ступать на путь брошенного котёнка совершенно не хотелось – да и не факт, что сегодня Рэми в настроении подбирать сирых и обездоленных.

– Я тебя не понимаю, – устало отпарировала она, не имея причин изображать ложную энергичность. – Скажи простыми словами.

Сдержанно кивнув, он «перевёл» на простой:

– Ты пытаешься своими словами и действиями причинить мне боль.

Она удивлённо приподняла брови – мол, это кто тут ещё кому должен предъявлять подобные претензии, – и с безупречной элегантностью сформулировала фразу:

– Прошу прощения, а ты от меня ожидал чего-то иного в сложившихся обстоятельствах?

– Ну… да, – смущённо признался он, ероша себя волосы.

Она сделала приглашающий жест рукой, предлагая раскрыть эту мысль полнее.

– Дьявол, Рэми, – совсем смешался он, чувствуя с её стороны лишь холод и отчуждённость. – Мы вроде как женаты, и я ждал большего понимания, да.

Рэми склонила голову набок с некоторым даже любопытством и нараспев поинтересовалась:

– Двойные стандарты, Эрт? И я могла бы сказать, что ждала большего понимания от тебя. Почему ты считаешь, что это я должна войти в твоё положение и понять тебя, а не наоборот?

Он симметрично ей наклонил голову и так же нараспев отпарировал:

– А кто тебе сказал, что я считаю именно так? Вообще-то, как по мне, мы оба должны понять друг друга, и я со своей стороны пытаюсь сделать для этого всё возможное.

Звучало обезоруживающе, и Рэми досадливо поморщилась, не найдя повода для скандала. Хотелось обвинить его во всех смертных грехах и выставить крайним, но, как и всегда, когда речь шла об Эртане, – не получалось.

– Эрьену ты поверил, – обиженно обличила она, найдя, к чему придраться.

– Вот неожиданность! – хмыкнул он. – Сама сможешь сформулировать разницу?

Рэми кисло поморщилась. Разница была очевидна: где подружка-принцесса, легкомысленно смотрящая на такие дела сквозь пальцы, и где прожжённый марианец-параноик, мимо которого и мышь с тайной запиской не проскочит.

– Я бы хотела, чтобы ты больше доверял мне, – продолжила она, тем не менее, гнуть это линию, поскольку по другим нападать было негде.

– Я без раздумий доверю тебе свою жизнь, – пылко и удачно ввернул он любовнороманную фразочку, но тут же испортил всё дело, честно прибавив: – Но вопросы государственной безопасности находятся вне категорий моих личных чувств.

Встрепенувшись, Рэми почти довольно воскликнула:

– Вот! – и даже тыкнула пальцем. – Твои ралэсовские заморочки тебе важнее моих чувств! – драматично возгласила она, вспомнив, в чём суть того трагического обстоятельства, которое разбило ей сердце.

Похлопав ресницами, Эртан сам с собой признал, что крыть тут нечем. Его ралэсовские, как она выразилась, «заморочки», были ему важнее каких бы то ни было чувств: что её, что его собственных, что чьих-то ещё. Естественное положение для хорошего правителя, разве нет?

– Как ты себе представляешь обратное, Рэми? – не найдя, что возразить, перешёл в наступление он. – Ты осознаёшь, куда прикатится Мариан, если я буду во всех вопросах ориентироваться на твои личные чувства?

Рэми надулась. Он был прав, но признавать этого не хотелось.

– Ты мог бы, по крайней мере, проявлять к моим чувствам больше уважения! – буркнула недовольно она, зыбко ощущая, что сейчас он задурит ей голову своими логичными аргументами, и ей останется только признать его точку зрения правильной, и тогда у неё ничего не останется от её женской гордости, и она станет безвольным пускающим влюблённые слюни придатком одного бездушного барана.

Картинка такого рода ей не понравилась, и она постановила внутри себя, что не даст себя задурить, сколь бы разумно ни звучало то, что он говорит.

Эртан, который понимал в женской психологии ещё меньше, чем Аркаст – а в этом случае, прямо скажем, и старший был бы бессилен, – воодушевился и продолжил атаку по фронтам логики и рационализма. Получив безосновательную, с его точки зрения, претензию, он затребовал разъяснений:

– А можно конкретнее? Когда именно я проявил недостаточно уважения, и как бы ты хотела, чтобы я это уважение проявлял? – самым примерным образом принялся выяснять он, как взрослый ответственный мужчина, который полон решимостью и желанием выстраивать грамотные счастливые отношения с женой.

Однако его слова возымели самый негативный и разрушительный эффект, потому что, как ни странно, Рэми не смогла вспомнить ни одного прецедента, обличающего Эртана в неуважении, и, как следствие, не могла привести ему ни одной конкретной претензии. Это обстоятельство окончательно вывело её из себя. Она почувствовала себя глупой, униженной и в высшей степени непонятой.

– Ты специально надо мной издеваешься! – зло выкрикнула она, чувствуя, как в носу заколола обида и чувство проигрыша, и отвернулась от него, чтобы скрыть подступившие слёзы.

Эртан снова похлопал ресницами, понимая всё меньше.

– Вовсе нет! – пылко возразил он, но она только дёрнула спиной, очевидно не желая продолжать разговор.

Спина её, сгорбленная, напряжённая и поникшая, выглядела совершейнейше несчастной, и Эртан разумно решил завязывать с выяснением отношений и применять аркастову тактику.

Он подошёл и обнял её; она вздрогнула и заплакала.

Она плакала от того, что всё внутри неё призывало оттолкнуть его и выказать свою независимость, но теперь, когда он касался её, у неё не оставалось никаких моральных сил, чтобы изображать холодность.

С ужасом и негодованием Рэми понимала, что готова броситься к нему на шею с поцелуями и стечь к его ногам безвольной влюблённой лужицей; боль от этого осознания пронзала всё её существо.

Он поцеловал её в висок; в шею; в плечо. Она дрожала и ничего не говорила, и он увидел в этом поощрение. Сдвинул легко поддавшуюся лямку тонкого ночного платья и переключился на лопатку.

– Не надо… пожалуйста… – с трудом выдала она, удивив его безмерно: ему-то казалось, что он на верном пути к примирению.

Он словно ненароком скользнул пальцами по её шее, проверяя пульс, и удивился ещё больше: судя по бешеному биению её сердца и прерывистому дыханию, ещё как «надо».

– Не понимаю, что не так, – честно признался он, проводя вдоль её позвоночника нежным движением и слыша в ответ вполне одобрительный вздох.