либо единство не основывается на Епископской модели или на Епископском рукоположении. И это чувствуют современные полемисты, которые вследствие этого вынуждены выдумывать грех и считать грехом раскола не отделение Церкви от Церкви, а вмешательство одной Церкви в дела другой Церкви, как будто местные епархии и епископы со своими ограничениями, какими бы священными они ни были, являются чем-то большим, чем общие церковные порядки и уставы Церкви; а раскол есть грех против сущности Церкви. Таким образом, они растягивают комара и глотают верблюда. Разделение есть раскол, если существует раскол, а не вмешательство. Если вмешательство — это грех, то разделение, которое является его причиной, велико; но там, где разделение — это долг, там не может быть никакого греха во вмешательстве.

14

От такой теории сильно отличается иллюстрация, которую нам представляет Древняя Церковь; истинно, Церковью управляли Епископы, и те Епископы вели преемственность от Апостолов, но это было царство; и так как царство допускает возможность мятежа, то и такая Церковь имела сектантов и раскольников, но не самостоятельные части. Это была огромная организованная ассоциация, соизмеримая с Римской Империей или, скорее, переполняющая ее. Ее Епископы были не просто местными служителями, но обладали квазиэкуменической властью, которая простиралась везде, где можно было найти христианина. «Нет христианина, — говорит Бингхем, — который осмелился бы путешествовать, не взяв с собой доверительные письма от своего епископа, если он вознамерился общаться с христианами Церкви в чужой стране. Таким было замечательное единство в Церкви Вселенской в те дни, и благословенная гармония и согласие ее епископов друг с другом» [16]. Святой Григорий Назианзин называет Святого Киприана универсальным Епископом, «председательствующим», как цитирует Григория тот же автор, «не только в Церкви Карфагена и Африки, но и во всех регионах Запада, а также Востока, Юга и Севера». Это свидетельство единства всего христианского мира; не просто общего происхождения или Апостольского преемства, но и формы управления. Бингхем продолжает: «[Григорий] говорит то же самое об Афанасии; что, будучи поставлен Епископом Александрии, он был поставлен также и Епископом всего мира. Иоанн Златоуст подобным же образом называет Тимофея Епископом Вселенной … Великий Афанасий, когда он возвращался из ссылки, не поколебался рукоположить в духовный сан в нескольких городах, так как он шел через них, хотя они находились не в его родной епархии. И знаменитый Евсевий из Самосата сделал подобное во время гонений Императором Валентом … Епифаний использовал ту же власть и привилегию в подобном случае, рукоположив Павлина, брата Святого Иеронима, сначала во дьякона, а затем во пресвитера в монастыре вне его собственной епархии в Палестине» [17]. В том, что касается учения, еще до Соборов и каких-либо крупномасштабных собраний, Святой Игнатий Антиохийский, направляясь на мученическую смерть в Рим, адресовал письма Церквям вдоль побережья Малой Азии. Святой Ириней, будучи подданным Смирнской Церкви, отправился в Галлию и в Лионе вступил в полемику с ересями Сирии. Престол Святого Ипполита, как если бы он принадлежал ко всем частям orbis terrarum[228], не мог иметь точное месторасположение и по-разному размещается в соседстве с Римом и в Аравии. Осий, испанский Епископ, выносит решение в Александрийской дискуссии. Святой Афанасий, изгнанный из своей Церкви, делает своим домом весь христианский мир от Трира до Эфиопии, и вводит на Западе дисциплину египетского монаха Антония. Святой Иероним родился в Далмации, учился в Константинополе и Александрии, являлся секретарем Святого Дамасия в Риме, а поселился и умер в Палестине. Выше всего был Престол Рима, как таковой, — центр вероучения, равно как и действия, он посещался Отцами и еретиками как трибунал в дискуссии и по древнему обычаю отправлял милостыню бедным христианам всех Церквей Ахайи, Сирии, Палестины, Аравии, Египта и Каппадокии.

15

Кроме того, эта универсальная Церковь была не только единственная, она была, исключительная. Что же касается горячности, с которой христиане Доникейского периода осуждали идолопоклонничество и грехи язычества, и провозглашали наказания, которые будут их последствиями, это хорошо известно и привело к тому, что в языческом мире христиан стали считать «врагами человечества». «Достойно Бог напрягает плеть Своими ударами и наказаниями, — говорит Святой Киприан языческому магистрату, — и если они приносят мало пользы и не обращают людей к Богу всем этим ужасом опустошения, то за пределами темницы пребывает вечное и непрестанное пламя и вечное наказание… Зачем унижаться и склоняться перед ложными богами? Зачем склонять свое бренное тело перед беспомощными идолами и слепленной землей? Зачем пресмыкаться перед смертью, подобно змее, которой вы поклоняетесь? Зачем спешить к погибели дьявола, если его падение — причина вашего падения, а он — ваш спутник? … Уверуйте и живите; вы были нашими гонителями временно; в вечности вы станете спутниками нашей радости» [18]. «Эти жесткие чувства, — говорит Гиббон, — которые были неизвестны в древнем мире, вливают дух горечи в систему любви и гармонии» [19]. Таков, однако, был приговор, вынесенный первыми христианами тем, кто не присоединился к их собственному сообществу; и таким же был приговор их преемников тем, кто жил и умирал в сектах и ересях, которые вышли из Церкви. Тот самый Отец, чье обвинение язычников только что было процитировано, сказал это уже в третьем столетии. «Тот, кто покидает Церковь Христову, — он говорит, — не достигает награды Христовой. Он — чужак, изгой, враг. Тот не может больше считать Бога Отцом, кто не считает Церковь Матерью. Если какой-либо человек был способен уйти, он оставался вне Ноева Ковчега, когда тот человек ушел, он за дверью, он вне Церкви… Какой жертве они верят, что они прославляют, кто они, конкуренты Священников? Если таких людей даже убивали за исповедание христианского имени, то даже их кровью не смывается это пятно. Непостижимый и тяжелый грех раздора не смывается никаким страданием… Не могут оставаться с Богом те, которые отказались быть единомышленниками в Церкви Божией; человек такого рода на самом деле может быть убит, увенчан он быть не может» [20]. И Святой Иоанн Златоуст в следующем столетии находится в согласии с настроением Святого Киприана: «Пусть даже мы совершили десять тысяч славных деяний, и все же, если мы разрежем на куски полноту Церкви, мы понесем наказание не менее мучительное, чем те, которые искалечили Его тело» [21]. Подобным же образом, Святой Августин, по-видимому, считает, что обращение от идолопоклонства к раскольническому общению не приносит никакой пользы. «Те, кто у донатистов крестится, заживляют раны идолопоклонства или неверия, но наносят еще более мучительную рану раскола; ибо идолопоклонников среди народа Божия меч истреблял, а раскольников зияющая земля пожирала» [22]. В другом месте он