В номере я набил промокшую обувь газетами, как учила мама в детстве. Лучше всего для этой цели подходит «Коммерсантъ-дейли». В нем нет цветных фотографий, которыми грешат «Известия» и «Комсомолка», и он хорошо впитывает всякую гадость и сырость. Как раз недочитанная газета из самолета валялась на тумбочке у входа в мой номер. Теперь можно было сбросить намокшую одежду и лечь, попытавшись разобраться, что же происходит в моей жизни.

Студия Фрейлянда находилась в отстроенном в конце девяностых годов здании на окраине Москвы, которое было предназначено под мастерские творческого люда столицы. Фотографы, скульпторы, художники и дизайнеры несколько лет добивались выделения им во владение эдакого узаконенного сквота под жизнь и творческий процесс. За время, прошедшее с момента отторжения земельного участка, борьбы за него нескольких ведомств, согласований проекта, тендера среди застройщиков и необходимых отстежек в инстанциях, многие из скооперировавшихся творцов уже худо-бедно решили свои жилищные проблемы, поэтому многострадальный дом, построенный с грехом пополам и оформленный как мастерские, использовался непосредственно по назначению только на пятьдесят процентов. Многие помещения были выделены для проживания муниципалам, которые вместо благодарности за свалившееся на них счастье постоянно осыпали правление злобными жалобами на шум в студиях, на толпы приходящих туда моделей, на не гаснущий ночами свет в окнах, что, по их обывательскому мнению, служило наглядным доказательством происходящего там распутства.

Первой на место съемки подъехала Наташа Лесовикова. Пройдя брюзжащую вахтершу, она поднялась на пятый этаж и, постучав в запертую еще дверь студии, на которой был наклеен плакат с тигром, отошла к окну, достала книгу и принялась с увлечением читать…

Наташа приехала в Москву два года назад из Екатеринбурга участвовать в конкурсе «Model’StarS», но до агентства «Jet Stars», проводившего кастинг, не дошла. Буквально на вокзале ее с чемоданами и мамой атаковал кучерявый молодой человек, представившийся фотографом журнала «VOGUE» и немедленно предлагавший отправиться в студию для проведения фототестов. Он тыкал пальцем в журналы, извлеченные из сумки, щелкал затвором небольшой фотокамеры, направляя ее на лицо (фас-профиль-улыбка) Наташи, обещал познакомить с главными редакторами «COSMOPOLITAN» и «ELLE» и дать свои визитки, забытые именно сегодня утром дома, а Наташину маму величал на старомодный манер мамашей. В конце концов «мамаша» (тоже Наталья, но называемая в семье Мама Тала или Тала, чтобы сразу было понятно, к какой из Наташ обращается отец), женщина не робкого десятка, нервно мотнула головой, выражая согласие, и они отправились куда-то на метро. Парень нес чемоданы, молол какую-то чушь относительно московских нравов, жонглируя именами и названиями агентств, журналов, улиц и станций метрополитена.

Наташа покорно следовала за ними, с интересом оглядываясь вокруг и часто ловя на себе заинтересованные и восхищенные взгляды попутчиков по вагону или просто прохожих, встречными курсами пролетающих по мраморным подземным переходам, освещенным тусклым светом помпезных светильников. Этот неяркий свет не мог скрыть красоту Наташиной осанки, утонченность черт лица и звездного потенциала.

Наташе было пятнадцать лет, и дома она не успела толком позаниматься ни в одной из многочисленных существующих в городе модельных школ, способных изуродовать ее природную стать и взрастить в ней комплексы. Так, заходила пару раз то в одно, то в другое агентство. Но папа служил в районном отделении милиции и, будучи человеком строгих правил и коммунистической закалки, узнавая про очередную попытку мамы или дочери приобщиться к высокому миру моды, устраивал домашним, включая бабушку и собаку Лайзу, взбучку и запрещал без его ведома соваться куда бы то ни было. Затем смягчался, обещал проверить по своим каналам организацию, а то и позвонить предупредить руководителей, чтобы дочь была под надежным присмотром, но в суете своих дел каждый раз забывал об этом, а потом Наташина учеба, а потом дача-огород, а потом болезнь бабушки и траурные полгода после ее смерти… Так Наташа при своих замечательных данных оставалась нетронутой играми в моделей, пока не увидела рекламу конкурса «Model’StarS» по Центральному телевидению и не засобиралась в Москву, подбив маму сказать отцу, что едут они узнавать о поступлении в Институт телевидения. Вернее, еще надо разобраться, кто кого подбивал, потому что Мама Тала не менее дочери жаждала увидеть ее успех.

Сама ни достойным ростом, ни отточенными чертами лица, ни изящностью кистей рук и лодыжек, ни малахитовой матовостью и гладкостью кожи не отличавшаяся, маленькая чернявая женщина, закончившая Уральский государственный университет с красным дипломом и ни дня не проработавшая, она всю жизнь с момента рождения дочери вынашивала мечты об ее грандиозном успехе, конечно, не помышляя о модельной карьере, но подразумевая под успехом в основном благосостояние материальное и благополучие душевное. И в личной жизни желала она для своей дочери судьбы поинтереснее, чем быть спутницей пусть и доброго, но деревенского мужика, помышляющего больше об охоте и доброй закуси к запотевшей бутылке водки, чем о галереях Уффици и Прада, побывать в которых было мечтой Мамы Талы со студенческих времен, с тех пор как попал в ее руки художественный альбом с дамой и горностаем на обтрепанной суперобложке, принесенный однокурсником Ванечкой, ухаживавшим за ней с первого курса и уступившим другому Ивану только потому, что тот взял ее по праву более сильного, без спросу и оглядки на условности и ухаживания Ванечки, и подчинил своей мужской ненасытности и безапелляционности. Так и не побывала Мама Тала за рубежом, не удалось постоять ей в задумчивости перед полотнами Эль Греко и Веласкеса. Зато вырастила дочь-красавицу, на зависть всем, словно бы и не от родителей рожденную. За домом ухаживала и за мужем так, что всегда он был обстиран и обеспечен горячим обедом, а когда приходил со службы сначала молоденьким лейтенантом, а потом и начальником районного отделения в криминальном Екатеринбурге, всегда мог расслабиться в уюте домашнем, выпить чарку, коей не попрекала его никогда Мама Тала, а сама и подносила, погрезить о затуманенном озере, куда в отпуск отправлялись они часто всей семьей собирать грибы и вялить на зиму отловленную отцом рыбу. На охоту он ходил один и в мужской компании, приносил и глухаря, и кабана – удачлив был.

Он – грузный, с маленькой головой, сам как медведь; Мама Тала – невысокая брюнетка с большими карими глазами под характерно выраженным надбровьем. В кого пошла стройная и тонкая, с оливковой кожей и миндалевидными глазами Наташа… Отец говорил, что в деда его, и призывал в свидетели мать, пока та была жива. Бабушка вспоминала своего отца. Тот тоже был охотник и рыбак, жилистый и с отметиной удмуртских корней в глубоко посаженных глазах.

Может быть, именно эти глаза и станут отличительной характеристикой Наташи, способной заставить трепетать сердца читателей глянцевых журналов и покупателей одежды haute couture и элитной косметики во всем мире. Но в тот ее первый приезд все кончилось чуть ли не плачевно. Добравшись наконец до «студии VOGUE», оказавшейся небольшой комнатой, перегороженной с помощью примитивной занавески на две половины, Мама Тала и Наташа познакомились с вертлявым мужичонкой в очках. Тот назвался Борисом и затянул пространную речь о тяготах жизни в столице, необходимости дружеской и финансовой поддержки, особенно тех (кивок в сторону хлопающей глазами Наташи), кто имеет все шансы оказаться на обложке того самого VOGUE (кивок в сторону своего кучерявого посыльного), о котором шла речь с самого начала.