– Или ты можешь мне все продиктовать сейчас, – ответил папа, и по его голосу было заметно, что он улыбается. – Тоже выход.

– Нет, – сказала мама, покачав головой. – Это мы уже проходили.

– Я скоро вернусь, – он торопливо поцеловал ее, а я машинально отвела глаза.

– Позвоните, если что, – крикнула она нам вслед.

– Обязательно, – ответили мы с папой хором и улыбнулись друг другу, подметив это.

– Эми, где твоя обувь? – рассерженно крикнула мне мама.

– Ой, – я посмотрела на свои босые ноги. – Сейчас, – сказала я папе, бросившись бегом через газон.

Папа недавно подстриг его, и он был все еще мокрый. Скошенная трава липла к ногам. Я взбежала по ступенькам мимо мамы, которая все еще стояла в дверях, и схватила шлепанцы из корзины в прихожей.

Торопливо надев их, я поспешила к выходу, где мама протянула мне ключи от машины.

– Бен, ключи, – сказала она с интонацией, которую папа всегда называл «рассерженным голосом».

– Взяла, – сказала я, забрала у нее ключи и махнула рукой на прощание.

По газону я подбежала к гаражу и подошла к машине со стороны водителя. Повертев ключи в руке, я постаралась улыбнуться папе как можно убедительнее.

– Я поведу.

Он согласился и пошел к пассажирской двери, пока я устраивалась на месте водителя и настраивала сиденье. Я пристегнулась и кивнула отцу:

– Пристегнись.

Папа ненавидел ремни безопасности, и нам с Чарли удавалось заставить его пристегнуться, только если мы отказывались застегивать наши ремни, пока он не застегнет свой.

– Давай, тыковка, – сказал папа, стараясь звучать как можно убедительнее. – Мы торопимся. Давай просто поедем.

– Как скажешь, – сказала я, отстегнула собственный ремень безопасности и вставила ключ в замок зажигания. – Поехали.

Папа заворчал и пристегнулся.

– Теперь довольна? – спросил он.

– Очень, – ответила я, снова пристегиваясь. – Спасибо. Говорю тебе, однажды ты меня поблагодаришь.

Я посмотрела в зеркало заднего вида, и мы медленно тронулись по проезду.

– Музыку? – спросил папа, когда я выехала на общую дорогу.

У меня уже три месяца были права, но за рулем я старалась быть максимально сосредоточенной и лишь недавно смогла без проблем вести машину, если в салоне играла музыка. Поначалу даже элементарный разворот казался мне чем-то экстраординарным, поэтому я любила, когда в машине была абсолютная тишина.

– Непременно, – ответила я, притормозив у знака «стоп». – Хочешь послушать Короля?

– Ты еще спрашиваешь! – ухмыльнулся папа, копаясь в стопке компакт-дисков. – О, – сказал он, вынимая один из коробки и вставляя в магнитолу.

– Это который? – спросила я.

Когда я была за рулем, то имела право быть придирчивой в выборе музыки. Например, я не разрешала ставить ничего из гавайского концерта.

– Тебе понравится, – сказал он, перематывая на несколько треков вперед.

Секунду спустя зазвучала All That I Am.

– Чудесно, – я улыбнулась ему. – Люблю эту песню.

– Я знаю. Ведь ты моя дочь, дитя моего сердца.

С минуту мы ехали молча, слушая тихий и проникновенный голос Короля.

– Тыковка, – немного помолчав, добавил отец, – надеюсь, именно под эту песню все будут танцевать на твоей свадьбе. Как тебе такой план?

– Папа, – сказала я, закатив глаза. – Это ужасно. К тому же, думаю, до этого события еще несколько лет.

– Извини, – сказал он, усмехнувшись себе под нос, и мне показалось, что он вовсе и не собирался извиняться.

– Руку, – произнес он, и я осторожно убрала руку с руля.

Он раскрыл мою ладонь, положил что-то на нее и снова согнул мои пальцы. Раскрыв их, я увидела маленький леденец. На вид он был похож на «масляный ром». Папа достал и себе один.

– Спасибо, – сказала я и кинула леденец в рот.

Выехав на пересечение с Кампус-драйв, я поняла, что не знаю дороги.

– Направо или налево? – спросила я.

Было непривычно просить подсказки, ведь кто из нас, в конце концов, был штурманом?

– Налево, – сказал папа. – К университету. – Он вздохнул и посмотрел в окно. – Давай покончим с этим.

Включив поворотник, я заметила, что он потянулся за очередной конфетой.

– Ты знала об этом? – спросил он, убавив громкость приемника. – Про брата?

Я бросила взгляд на него, а потом снова посмотрела на дорогу, гадая о том, как много можно ему рассказать и есть ли еще какой-то смысл покрывать Чарли.

– Я видела, что что-то происходит.

Мне было тяжело вспоминать свои жалкие попытки ему помешать и стыдно, что раньше не рассказала обо всем родителям. Выехав на перекресток, я затормозила, когда включился желтый свет, и водители позади меня недовольно засигналили в надежде, что я поеду на желтый.

– Я догадывался, что с ним что-то не так, – сказал папа, глядя в окно. – Но не думал, что это зашло так далеко.

– Понимаю, – сказала я. – Но, думаю, с ним все будет в порядке.

Папа покачал головой.

– Надеюсь, малышка, – он взглянул на меня. – Спасибо, что поехала со мной.

– Не за что, – сказала я, глядя на светофор. На секунду я отвлеклась от него и улыбнулась папе.

– Зеленый, – папа кивнул на светофор.

Я снова посмотрела на дорогу и нажала на газ, собираясь проехать перекресток, и тут краем глаза заметила, что что-то не так. Красное пятно приближалось ко мне с той стороны, откуда никто не должен был ехать.

– Эми, – услышала я голос отца, прежде чем время словно замедлилось. Звучит как клише, но это чистая правда. Я понимала, что уже ничего не успею сделать. Как будто мне просто дали немного времени, чтобы осознать, что происходит.

Нарушая правила, на нас несся красный спорткар, пересекая перекресток, на который уже выехала я. Позади засигналили еще сильнее, а потом та машина врезалась в нас с такой силой, что меня отбросило на сиденье. Нашу машину завертело по всему перекрестку, а я все продолжала выкручивать руль и жать на тормоз, будто это могло что-то изменить. Раздался жуткий скрежет металла о металл, и я увидела перед собой столб, в который мы и врезались через секунду, аккурат той стороной, с которой сидел папа. Тогда машина наконец остановилась. Папа сидел неподвижно. Мой лоб будто горел, а рядом кто-то кричал и кричал, не переставая. И только когда приехала скорая и спасатель вытащил меня из машины и потряс за плечи, я поняла, что это был мой крик.

Я захлопнула дверь и уселась на пассажирское сиденье, глядя прямо перед собой на приборную панель. После того как я рассказала Роджеру о том, что случилось, казалось, будто он хочет что-то сказать, но я была еще не готова это услышать. Я только указала на придорожную закусочную, и мы направились перекусить почти в полном молчании. Я не знала, что будет дальше. Но мало-помалу мне становилось легче, словно я скинула с себя груз, который тащила так долго, не осознавая, каким тяжелым он был.