Генри кивнул в знак согласия, и Грейс почувствовала, как к ней возвращается ощущение объединявшего; их веселого и теплого товарищества. Ей действительно его не хватало.

– Что еще ты рассказала мистеру Джонсу? – поинтересовался он.

– О, я ему столько всего наговорила. Он одобрительно кивнул.

– Расскажи мне о нем. Твое письмо меня, мягко говоря, озадачило. Расскажи мне все, что случилось с того момента, как ты выбросила на ветер четыре тысячи долларов…

– Я «выбросила»?

– …и до самого возвращения домой. Не упускай ничего.

Грейс отлично знала, как искусно он умеет менять тему разговора.

– Я тебе все расскажу, мне скрывать нечего. Но сперва ты мне скажи: сколько мы должны и когда срок платежа?

Яростное попыхивание трубки было ей ответом., Впрочем, он знал, что она не отстанет, пока не выжмет из него всю правду. Вынув трубку изо рта, Генри признался во всем:

– Банк не соглашается на продление. Мы должны собрать всю сумму до пятнадцатого августа. – Всю сумму?

– Всю. Они не позволяют перезаложить дом и не соглашаются на частичную уплату. Если мы не сможем заплатить все шесть тысяч к пятнадцатому числу, они лишат нас права выкупа.

Все обстояло еще хуже, чем она думала.

– Нет, только не это! А что слышно от другого банкира? Ты говорил, что он мог бы… – Неужели ты думаешь, что я бы сразу не сказал, если бы это сработало? – вспыхнул Генри. – Он отказал наотрез, и все тут.

Разговор вышел мучительный для обоих, особенно для него, ведь он считал, что сам во всем виноват. В сущности, так оно и было: она советовала ему не ввязываться в запутанное предприятие по приобретению прав на разработку каких-то горных участков. В эту сделку ухнули все их деньги, им пришлось залезть в долги. Особенно упорно она отговаривала его от залога поместья, принадлежавшего, кстати, ей, а не ему. Но она ни разу не попрекнула его ни словом, ни намеком. Как же они дошли до такой жизни? Неужели им придется расстаться с «Ивовым прудом»? Нет, не может этого быть!

– Ну давай, Грейс, расскажи мне о своих приключениях. Я сгораю от любопытства.

Она со вздохом поставила локти на колени, обхватила ладонями подбородок и рассказала ему все. Ну… почти все. Генри был человеком широких взглядов и за все шесть лет совместной жизни никогда не пытался ее опекать или читать ей нравоучения. И все-таки кое-что сугубо личное Грейс скрыла: например, самые неприглядные детали своего пребывания в доме Уинга и все, что произошло потом в гостинице «Баньон-Армз».

Когда она закончила свой рассказ, Генри долго молчал, попыхивая трубкой.

Грейс зевнула. Ей страшно хотелось спать, но она подумала, что лучше бы ей на этот раз переночевать в комнате Ай-Ю на первом этаже, напротив спальни Рубена. Если ему понадобится помощь, из комнатки Ай-Ю она непременно его услышит, не то что из своей собственной спальни, расположенной на втором этаже в другом конце дома. Конечно, она прекрасно понимала, что это глупо: чем бы она могла ему помочь, даже если бы он ее позвал? От Ай-Ю в этом случае будет гораздо больше толку, чем от нее. И все же…

– А ну-ка расскажи мне еще раз, что представляет собой этот Уинг?

– Но я же тебе говорила…

– Расскажи еще раз. Все, что ты о нем знаешь, Грейс. Во всех деталях.

Ей был хорошо знаком этот тон – тихий, терпеливый, нарочито спокойный. Наверное, она одна на всем белом свете знала, что скрывается за этой интонацией. Волосы у нее на голове шевельнулись от страха. Она поняла, что Генри что-то замышляет.

Спать ей расхотелось. Она рассказала Генри все, что знала о Марке Уинге.

* * *

Часы с боем на ночном столике у постели Рубена прозвонили половину часа, заставив Грейс очнуться от легкой дремоты. Растирая затекшую шею и плечи, она попыталась стряхнуть с себя усталость. В ночном воздухе слышалось только пение сверчка и ровное, чуть хрипловатое дыхание Рубена. Стараясь двигаться как можно тише, она поднялась с кресла и на цыпочках подошла к кровати.

Под трехдневной щетиной лицо у него по-прежнему было белое, как полотно. Она знала, что не следует к нему прикасаться: он так беспокойно спал все эти дни, что лучше было его не тревожить. Но ей так хотелось разгладить страдальческую морщинку у него на лбу между бровей! Она протянула руку и тихо-тихо погладила его.

Совершенно неожиданно жгучие слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам. Грейс отерла их, чувствуя себя законченной дурой. Рубену не грозила смерть; напротив, Ай-Ю сказал, что он скоро начнет поправляться, а уж на Ай-Ю в таких делах можно было положиться, Чувство облегчения – вот что сделало ее такой слезливой и нервной. Да, отчасти причина в этом.

Грейс не хотелось думать о других причинах, которыми Могла объясняться ее повышенная чувствительность.

Она осторожно опустилась на край матраца, стараясь не разбудить Рубена. Его темные ресницы затрепетали и снова замерли. Грейс умирала от желания прикоснуться к нему. Мысленным взором она видела, как подсовывает руки ему под плечи, обнимает его, а он просыпается и улыбается ей. Он назовет ее «Гусси» и скажет что-нибудь веселое, чтобы ее рассмешить. При одной мысли об этом проклятые слезы полились снова.

Какая глупость! Грейс вытащила платок и вытерла лицо, обзывая себя дурехой. К тому же она была совершенно разбита: за две ночи ей удалось проспать не больше шести часов, а за сутки до этого, в гостинице «Баньон-Армз», она, можно смело сказать, вообще не спала! Да-да, все дело в усталости, только в ней одной. Лишь крайним переутомлением можно объяснить тот факт, что стоит ей взглянуть на Рубена или даже подумать о нем, как в голову лезут печальные мысли и ее охватывает безнадежная уверенность в скором расставании. Скоро, очень скоро он поправится и окрепнет. И навсегда покинет «Ивовый пруд».

Разве он не сказал ей об этом сам в тот вечер, когда они делились друг с другом планами на будущее? Ему хотелось исколесить весь мир, повидать все на свете, а потом обзавестись большим ранчо, как у Эдуарда Кордовы, и предаваться безделью. Стоит ли удивляться, что общение с владелицей обанкротившейся фермы, с незадачливой мошенницей, оставшейся без гроша в кармане и без видов на будущее, не входит в его дальнейшие планы?

И могла ли она ожидать чего-то иного? Чего именно? Что он в нее влюбится? Женится на ней, остепенится, осядет на одном месте и станет образцовым членом общества? Порой ее старомодные, до нелепости мещанские тайные мечты смущали Грейс так сильно, что у нее от стыда возникало желание натянуть на голову одеяло. Возможно, Рубен испытывает влечение к ней, может быть, он даже привязался к ней немного, но это не те чувства, которые могли бы превратить его в другого человека.

Грейс дотронулась кончиками пальцев до его запястья. Нет, она не хотела, чтобы он стал другим человеком, он нравился ей таким, каким был: умным, веселым, изобретательным и отважным до безрассудства, если только поблизости не было острых ножей. Она восхищалась его ловкостью, его фантазией и артистизмом. Если не считать Генри, она в жизни не встречала человека более коварного и менее достойного доверия, чем Рубен Джонс.