В Вальехо она оставила его на скамейке в зале ожидания на вокзале, а сама послала Генри телеграмму-"молнию": «Срочно встречай поезд 5.40 вечера в Санта-Розе. Возьми Ай-Ю с фургоном. Целую. Грейс».

В поезде было легче, чем на пароме, но Рубену стало хуже: он так ослабел, что перестал рассказывать анекдоты, и это испугало ее больше, чем все остальное. Его голова упала ей на плечо, и он затих.

Рубен очнулся от беспокойной дремоты примерно через час и растерянно огляделся по сторонам.

– Где мы?

– В поезде.

– Куда направляемся?

Грейс беспокойно посмотрела по сторонам: он уже дважды задавал ей этот вопрос.

– Мы едем ко мне домой. Рубен закрыл глаза.

– Дом, милый дом, – вздохнул он и снова заснул.

Ей хотелось осмотреть его рану, но они были зажаты на среднем сиденье в переполненном пассажирском вагоне, и у нее просто не хватило духу расстегивать ему штаны на глазах у дюжины попутчиков. С уверенностью можно было сказать одно: сквозь повязанный на талии сюртук еще не просочилось ни капли крови. Она сочла, что это добрый знак.

– Я умираю, – сообщил Рубен некоторое время спустя.

У нее вспотели ладони, а по коже доползли мурашки, но она овладела собой и ответила не допускающим возражений голосом:

– Я так не думают.

– Говорю тебе, я истеку кровью, трясясь в этом поезде. Грейс пощупала его лоб – сухой и горячий.

– Сиди тихо.

– Мне нужен врач.

– Ай-Ю лучше всякого врача. Это сообщение Рубен пропустил мимо ушей-Прошлой ночью, Гусси… Прошлой ночью… Она понятия не имела, что он скажет дальше и замерла в напряженном, боязливом ожидании. Он не смотрел на нее. Его губы задвигались, но слов так и не последовало.. Грейс не знала, радоваться ей или сожалеть.

После долгого молчания Рубен вдруг огорошил ее вопросом:

– Ты будешь по мне скучать, когда меня не будет, Грейси?

Глаза у него были закрыты, глядя на восковое, искаженное болью лицо, она не могла решить, шутит он или нет.

– Замолчи, Рубен. Ты не умираешь, и у меня не будет случая по тебе соскучиться. А теперь успокойся и постарайся уснуть.

Он испустил еще один судорожный вздох. Грейс дождалась, пока он не заснул, потом взяла его за руку и не выпускала ее из своей до самого дома.

Его разбудил пронзительный крик кондуктора, объявившего:

– Станция Санта-Роза!

– Мы приехали, – сказала Грейс, пристально вглядываясь в оконное стекло в поисках Генри.

– Санта-Роза?

– Мы живем в пяти милях от города.

– А я думал, ты живешь в Рашен-Вэлли. Грейс улыбнулась, радуясь, что он пришел в себя и начал соображать, что к чему.

– Я солгала. Смотри, а вот и Генри! Она помахала, стараясь привлечь его внимание, но вагон проплыл мимо, и он ее не заметил. И все-таки до чего же приятно было вновь его увидеть: как всегда, солидного, одетого с иголочки, излучающего уверенность… Его великолепная, черная с проседью шевелюра сверкала в лучах послеполуденного солнца. Только в эту минуту Грейс поняла, как сильно ей его не хватало. Наконец поезд остановился.

– Идем, – позвала она Рубена, поднявшись со своего места и склоняясь над ним.

Он наклонился вперед, и она обхватила его за спину, но при первой же попытке подняться все его тело затряслось в ознобе, а на лбу выступили крупные капли пота. Он тяжело откинулся на сиденье, задыхаясь и судорожно хватаясь руками за подлокотники.

– Не могу, – с трудом проговорил он сквозь зубы. – Не могу встать.

Грейс в панике огляделась вокруг. Кондуктор сошел на платформу, чтобы помочь какой-то пожилой леди спуститься по ступенькам. Оставив Рубена, она пробежала по опустевшему проходу к дверям.

Кондуктор повернулся к ней и взял под козырек, но в эту самую минуту у вагона появился Генри, и она бросилась ему на шею.

– Что, собственно говоря, произошло? – спросил он. Тон у него был самый что ни на есть деловитый, но он крепко обнял ее и от души расцеловал в обе щеки. Грейс высвободилась из приветственных объятий.

– Помоги, мне снять его с поезда.

– Кого?

– Рубена. Она указала на окно, .в котором виднелось бледное лицо с горящими черными глазами, обращенное прямо к ним.

– Он ранен, у меня одной сил не хватит его поднять. Ты взял…

– Привет, мисси! Добро пожаловать домой!

– Ай-Ю!

Грейс хотелось обнять и его тоже, но времени не было. Она крепко сжала его ручонки, крошечные, как птичьи лапки, в своих руках; его лишенное возраста лицо расплылось в улыбке, черные бусинки глаз светились радостью.

– Вы приехали в фургоне?

– Да, мисси.

– Подгони его как можно ближе к платформе, а потом приходи, нам нужна помощь.

– Да, мисси!

– Идем, – продолжала она, обращаясь к Генри. Они поднялись в вагон и вместе, прибегнув к помощи кондуктора, сумели спустить Рубена на платформу. Грейс боялась, что он вот-вот потеряет сознание.

– Съел что-то не то, – объяснила она обеспокоенному кондуктору.

Ай-Ю вернулся и подхватил Рубена под левую руку. Кондуктор проводил взглядом трех мужчин, пока они, шатаясь, добирались до фургона, а Грейс, ломая руки, шла перед ними, пятясь задом и что-то объясняя. Наконец раздался паровозный гудок, и кондуктору пришлось оторваться от увлекательного зрелища.

Труднее всего оказалось погрузить Рубена в фургон. Они еле справились втроем, подсаживая снизу и подтягивая сверху, но в то же время стараясь не причинить ему лишней боли. Он был крупным мужчиной, но Грейс никогда не думала, что он такой тяжелый. Ай-Ю, ловкий, как обезьянка, вскочил в фургон следом за ним, а Грейс устроилась на козлах рядом с Генри. Обычно она правила сама, но на этот раз Отказалась: она была слишком взволнована и расстроена, руки у нее дрожали, поэтому Генри взялся за вожжи, неумело развернул фургон и пустил лошадей легкой рысцой. Через полчаса они прибыли в «Ивовый пруд».,

Хороший пациент – это такой пациент, который, найдя хорошего врача, остается ему верен до, самой смерти.

Оливер Уэнделл Холмс

– Проснись. Проснись, Рубен.

Ласковый голос, прикосновение нежных пальцев на миг разогнали кошмар, смягчили остроту лезвий, вонзавшихся в его тело. Дюжины лезвий, острых, как бритвы, сверкающих голубовато-серебристым блеском, рубили его на части. Они рассекали его плоть с громким вжикающим звуком. Крови не было, лишь мучительное онемение. как от электрического шока. Он больше не мог кричать, он свернулся клубком, как еж. Теперь ему стало легче, он мог откатиться в любую сторону, увернуться от разящего клинка, раздавить его своей тяжестью. Но минуты отдохновения оказались недолгими, клубок начал разматываться, и вот он опять лежит, вытянувшись на спине, обессилевший и беспомощный, а острые клинки отрезают от него по кусочку: вжик, вжик, вжик…