кто-то решил судно потопить! Что ему стоит проделать дыру в корпусе, чтобы вода быстро прибывала… и свалить на спасательном плотике?

– Значит, надо его поймать, скрутить и в трюм. Пошли на звуки! – приказал Лавинский. – Мы его найдем и застрелим, а тело за борт бросим, не разбираясь, кто и что.

– А вдруг… это… ну…

– Нечистая сила? – криво улыбнулся хозяин. – Была у меня такая мысль, да сплыла. Нечего на бесов пенять, коли мы прошляпили диверсанта.

– Зря вы «Летучего голландца» в кабинете повесили… Дурная примета. Он гибель предвещает…

– Ты, Гена, страшилок насмотрелся? Иди за мной и не скули!

Лавинский бравировал опасностью, чтобы подбодрить матроса, у которого оставалось все меньше решимости. Сам он не подавал виду, что его тоже обуяла жуть. Он еще верил в злоумышленника на борту, но с каждой минутой эта вера таяла. Перед глазами стояла пьющая кровь Яна и ее амулет, похожий на дешевое украшение…

Прямо у них над головами опять раздался странный шум; Лавинский вздрогнул, а Гена в ужасе запричитал:

– Господи, спаси… Отче наш…

– Заткнись! – рассвирепел хозяин. – Что ты бормочешь? Гляди, пистолет не потеряй… герой!

Он двинулся вперед и поманил матроса за собой. Тот послушно шагал следом, беззвучно шевеля губами и повторяя слова молитвы.

Поднимаясь по лестнице на палубу, Лавинский заметил, как в воздухе пролетело жестяное ведро, упало и с грохотом покатилось куда-то.

– Твою мать…

– Осторожнее! – вскрикнул за его спиной Гена. – Что там, наверху? Кто ведрами кидается?

– Пока не вижу…

Они поднялись еще на пару ступенек, и Лавинский огляделся. Солнце почти встало, заливая яхту утренним светом. Над водой стелился пар. Линия горизонта тонула в розовой дымке. В небе беспокойно кружили чайки.

На палубе не было ни души, и царил беспорядок. Валялись вырванные «с мясом» железные скобы, канат, швабра, которой матросы драили полы, и прочие хозяйственные приспособления. Зачем неведомый противник устроил этот разгром? С кем он сражался?

– Ну, что там? – робко осведомился Гена, боясь высовываться из-за спины хозяина.

– Нет никого.

– Прячется, подлюка… Ждет, у кого первого терпение лопнет. Чего ему надо? Отправить нас на дно и завладеть судном?

– Вытри сопли, ссыкун, – огрызнулся Лавинский. – То судно кто-то хочет затопить, то нас утопить. Раньше смерти не умирай!

Чайки летали над яхтой, и от их пронзительных криков кровь стыла в жилах. Ведро с похоронным звоном каталось по палубе туда-сюда, хотя ветер был слабый. Этот звон пророчил беду.

– Я умирать не хочу, – жалобно протянул матрос.

– А кто хочет? Я, что ли?

– Может, зря вы девушку и того мужика велели в трюме закрыть? – гундосил Гена. – Пропадут, бедняги! Как мы теперь до них доберемся?

– Ты сперва о себе позаботься…

– Эдгар Филипыч, смотрите!

– Охренеть…

Лавинский не поверил своим глазам, когда увидел ползущую по палубе большую змею. Она неуклюже извивалась, приближаясь к его ногам.

– Что это?! – ужаснулся матрос.

Лавинский с опозданием сообразил, что никакой змеи нет, а странные движения делает… толстый проволочный канат. Вот-вот «змея» доберется до него и обовьет его тело кольцами, чтобы медленно и мучительно удушить.

– Назад! – приказал он матросу, и оба резво покинули палубу.

– Куда теперь? – не оборачиваясь, спросил Гена.

– Ко мне в каюту… в кабинет. Там я оставил одну вещь… Надо выбросить ее в воду, срочно!

Матрос решил, что хозяин сбрендил, но молча продолжал выполнять его указания. Потому что сам от страха потерял способность мыслить.

Лавинский уверовал, что избавление от амулета станет для них спасением. Надо зашвырнуть проклятую штуковину подальше от судна, и эта дикая фантасмагория прекратится. Запыхавшись, он ворвался в каюту, где недавно угощал Самбурова водкой, и застыл, как вкопанный. Амулета на столе не было!

– Черт…

– Что случилось? – испугался Гена.

– Где он?! – взревел хозяин, озираясь по сторонам. – Куда подевался?

– Кто?.. Я думал, вы «Голландца» выбросить хотите… Давно пора! От него все несчастья…

Картина с призрачным парусником висела на стене. Мрачный корабль наводил на матроса жуть, но Лавинский отмахнулся от его слов. Внезапно он вспомнил, что перед выходом из каюты спрятал амулет в выдвижной ящик стола, и с радостным восклицанием полез туда.

– Можно я его сниму? – потянулся к «Голландцу» матрос. – Выбросим, и дело с концом.

Хозяин яхты выдохнул, сунул амулет в карман и злобно процедил:

– Не трожь картину, Гена! Она ни при чем.

– Вам эту мазню жалко? А если мы все погибнем из-за нее?

Словно в ответ на эти слова полотно в тяжелой раме качнулось и слетело со стены.

– Мама-а-ааа!..

Матрос в мгновение ока выскочил за дверь, захлопнул и привалился к ней всем телом…

* * *

Повязка рулевого пропиталась кровью, и он замотал рану сухим полотенцем. Благо, в шкафу всего было предостаточно. Оправившись от шока, он прислушивался к звукам на судне и выглядывал в окно. Вода блестела на солнце, как жидкое олово. Ветер дул порывами, поднимая мелкие волны. Погода не предвещала сюрпризов, в отличие от судьбы.

Сидеть безвылазно в каюте рулевой побаивался. А ну, как неизвестный враг прикончит Гену, хозяина, и до него доберется? Или чего доброго отправит яхту на дно? Лучше уж погибнуть в бою, чем праздновать труса и бросить товарища в беде.

Лавинского рулевой не жалел. Тот хоть и платил исправно, не жадничал, но больно был строг, придирчив и дотошен. До каждой мелочи докапывался и спуску команде не давал. Берег свою частную жизнь как зеницу ока. Не дай бог, лишнее слово обронить где-нибудь! Пощады не жди. Терпели, потому что где еще столько заработаешь.

Теперь, когда возникла угроза жизни, деньги потеряли свою ценность. Но время вспять не движется, и события назад не повернешь. Рулевой морщился от боли, его правая рука висела как плеть. А держать пистолет левой, тем более стрелять, было неудобно.

Бормоча ругательства, он приоткрыл дверь, осмотрелся и выскользнул наружу. Робкие шаги в полутьме коридора дались ему нелегко. Голова кружилась, на лбу выступила испарина, ноги дрожали. Он оперся о стену и не успел перевести дух, как где-то неподалеку раздались треск, хлопок и громкий топот.

Раненый медленно брел вперед, готовый в любой момент пустить в ход оружие. Вот только успеет ли он вовремя нажать на курок? Левая рука отчего-то затерпла, пальцы онемели. Но возвращаться назад в каюту смысла не было. Там он точно загнется, без вариантов. В глазах у него потемнело, он покачнулся, но устоял. А едва пришел в себя, кто-то вихрем налетел на него…

– Не стреляй, братец, это же я!

– Ты, Гена?

– Зачем ты вышел из каюты? – севшим от волнения голосом забормотал матрос. – Мы