– Наконец, третья причина… Я не слепой и не глухой. Я видел, какие взгляды украдкой бросала на пана княгиня. Слышал имя, произнесенное ею во сне… Пока пан был мне нужен, с этим можно было мириться. Тем более что пан Анджей благоразумно не делал встречных шагов. Теперь же, когда я стал королем… Жена Цезаря должна быть вне подозрений! – в голосе Иеремии прорезался лязг металла.

Я, задыхаясь, мысленно застонал и помянул ясновельможную княгиню Гризельду, то есть уже королеву, такими словами, от которых ее ушки жарко зарделись бы.

– Будет объявлено, что мой первый советник скончался от внезапного сердечного приступа, переутомившись на службе королю и отечеству. Не сомневайтесь, я устрою пану самые пышные похороны! – теперь в голосе Вишневецкого звучало неприкрытое сострадание. – Не беспокойтесь также за семью. Даю слово короля, супруга и сын пана всегда будут под моей защитой и покровительством. Это мой святой долг, и я его исполню… Прощайте, пане! – его голос задрожал. – Я буду вечно молиться за вас! Как мне будет вас не хватать! О Матка Бозка…

И этот негодяй вдруг разрыдался, закрыв лицо руками. Он трясся всем телом, всхлипывал, твердил сквозь слезы:

– Я отравил друга, единственного друга! Простите, пане! Ради всего святого, простите! У меня не было иного выхода!

Меня мутило от действия яда, от ненависти и от брезгливой жалости. Очень хотелось простонать: «Хрен с тобой, сволочь, прощаю, только заткнись! Не трави душу, дай умереть спокойно!»

А потом я действительно умер.

Не было никакого светлого тоннеля. Не было родственников и друзей, покинувших мир до меня. Только абсолютная, непроглядная чернота.

«Анжела!» – послал я отчаянный призыв своим угасающим сознанием. Будто надеялся, что случится чудо и я снова, хоть на ничтожное мгновение, увижу ее и сына…

Тишина. Мрак. Вечность.

* * *

Через какое-то время, похоже, я воскрес и начал умирать снова. На этот раз уже «правильно»: теперь я отчетливо видел тот самый тоннель, в конце которого меня ждала Анжела. В какой-то странной, незнакомой одежде, с изменившимся (видимо, от горя) лицом, которое стало резче и суровее. И ее волосы, всегда приводившие меня в восторг, были упрятаны под диковинную шапочку… Господи, да это же врачебная униформа! Что с ней случилось?!

Я изо всех сил звал ее. Твердил, что безумно люблю. Просил прощения за все обиды, вольные и невольные, которые нанес ей. Клялся, что если останусь жив каким-то чудом, то буду носить на руках, пока смерть не разлучит… Знал и понимал, что это было нелепо, просто глупо. Ведь с моих губ не срывалось никаких звуков, даже самого слабого шепота. Но ничего не мог с собой поделать.

А потом все снова задернулось непроницаемой шторкой… Только теперь она была какого-то мутного, красноватого оттенка.

Затем эта шторка начала медленно светлеть. В ушах раздался звон, сначала едва заметный, а потом начавший усиливаться. И я ощутил боль – тоже совсем слабую поначалу…

– Анжела! – снова выкрикнул я. И, к своему ликованию, смешанному с недоверчивым страхом, понял, что на этот раз крик получился не беззвучным.

– Господи! Анжела Борисовна, он очнулся! – ахнул кто-то сбоку. Точнее, ахнула: голос был женским.

– А я что говорила? – послышался еще один женский голос, усталый, но явно довольный, от звука которого я содрогнулся всем телом. – Ну, теперь Тадеуш Брониславович не отвертится! Коньяк он проспорил.

«Анжела?! Тадеуш?!» – подумал я, прежде чем снова провалиться в забытье. Слишком сильным оказалось потрясение.

Угасающее сознание успело различить слова, произнесенные тем же безумно знакомым и дорогим голосом:

– Честное слово, впору позавидовать моей тезке. Счастливица! Как он ее любит! Бывают же такие мужики…

Глава 45

– Ну, командир, ты даешь! – Сашка крутил головой, и было непонятно: то ли он шутит, то ли вправду изумлен. – Это же надо: столько раз обманывал костлявую – и чуть не погиб на ровном месте! Во дворе собственного дома! Рассказать кому – не поверят.

– Ты о чем? – с трудом ворочая все еще непослушным языком, спросил я, даже не имея сил удивляться наличию бывшего подчиненного на расстоянии протянутой руки. В голове все спуталось, мысли метались, мешая друг другу… Блин горелый, в какой я эпохе?! Судя по Сашке и оборудованию, которое мог разглядеть, – снова в XXI веке. Но как это случилось?! Искривление пространства, времени – или еще что-то?!

– О газовом баллоне в шашлычной, который рванул! Как раз в тот момент, когда ты вышел из дома.

– Вышел? Куда, зачем?

– Чтобы ехать на такси в аэропорт! С той самой горящей путевкой, которую я тебе подобрал! В Хургаду. Господи, ну что за свинство?! – Сашка потряс кулаками. – Такой волчара, в таких передрягах побывал, кучу растяжек и мин-ловушек обнаружил, уцелел. И чуть не погиб от взрыва баллона! В мирное время! Будь моя воля, я бы этого шашлычника… да и всю его братию… Хотя, похоже, виноват не он, а те олухи, которые вели сварку в пристройке.

– От взрыва баллона? – растерянно повторил я, уставившись на него.

– Ну да! То ли утечка случилась, то ли хрен знает что… От шашлычной этой, которая в вашем дворе стояла, – одни воспоминания. Что уцелело при взрыве – сгорело. Один сварщик погиб на месте, другого сильно обожгло. А хозяева и посетители отделались легким испугом… до мокрых штанов, – Сашка усмехнулся. – Стенка защитила, успели выбежать, пока пламя разгоралось. А тебя взрывной волной контузило, да еще осколки стекла порезали. К счастью, крупные сосуды не задело, а то истек бы кровью, не дождавшись скорой. Впрочем, это еще полбеды. А вот кусок обшивки саданул по башке крепко. Открытая черепно-мозговая, со всеми вытекающими. Хорошо, что шея не сломалась, такой был удар…

Я беззвучно застонал. Господи, да что же это получается?! Значит, я не добрался до аэропорта, никуда не летел, не переносился ни в какой XVII век? Все это – бред больного воображения из-за травмы головы и общей контузии? История шла, никуда не сворачивая, никакой Вишневецкий не подливал мне яда, не было никакой Анжелы? И сына у меня тоже нет? Разум отказывался мириться с этой ужасной правдой.

– Командир, да все в порядке! – всполошился Сашка, испуганно глядя на мое лицо. Наверное, вид у меня в эту минуту был – краше в гроб кладут. – Жив остался – и слава богу! Будешь как новенький! Анжела Борисовна говорит, что все восстановится – и здоровье, и память. Надо только немного подождать и подлечиться. А уж она врач