будут и балы, и маскарады, и прочие развлечения! После великих трудов не грех и повеселиться!

Его лицо засияло восторженным, каким-то лихорадочным блеском. Наверное, он уже представлял свой памятник, воздвигнутый ему при жизни благодарными подданными.

Анжела и Агнешка захлопали в ладоши, только чудом удержавшись от синхронного счастливого визга.

– О мой герой и повелитель! – воскликнула Гризельда. – Величайшие поэты напишут стихи в твою честь, самые прославленные живописцы посчитают за счастье запечатлеть твой образ! Ты сделал невозможное!

– Конечно, смертному не пристало хвалиться и впадать в грех гордыни, – с нескрываемым удовольствием отозвался князь, улыбаясь и подкручивая кончики усов, что было признаком прекрасного настроения. – Но успех и впрямь грандиозен! Однако, ясновельможная княгиня, считаю своим долгом особо отметить, что главная заслуга принадлежит пану Анджею, моей правой руке, моему другу и мудрому советнику. По справедливости, все почести и награды должны быть поделены меж нами!

– Ах, пане, какое счастье, что судьбе было угодно направить вас ко двору мужа моего! – прямо расцвела Гризельда, устремив на меня восторженный взгляд. Ее голос задрожал от волнения. – Нам надлежит вечно благодарить Матку Бозку и Сына Ее за такую великую милость!

– Всепокорнейше благодарю и твою княжью мосць, и ясновельможную княгиню за столь высокую оценку моих скромных трудов и заслуг, – поклонился я, мысленно умоляя Гризельду взять себя в руки и держать эмоции под контролем. – Однако же попросил бы распорядиться, чтобы принесли моего сына, я так давно его не видел!

– И мою дочь тоже, прошу со всем почтением! – поддержал Тадеуш.

– Сейчас принесут! – хором заверили жены. – Только оденут в самое красивое…

Я не успел даже в который раз удивиться особенностям женской логики (можно подумать, любящий отец меньше обрадуется, если увидит ребенка не в самом красивом одеянии). Из дверей флигеля, отведенного для наших семейств, вышли кормилицы, ступая неторопливо и важно. Казалось, они всем своим видом показывали: «Мы не кто-нибудь, нам доверена высокая честь!» Кружевные свертки в их руках слегка шевелились и издавали звуки, напоминающие нечто среднее между плачем и выражением недовольства.

Теплая волна прошла по сердцу. Я невольно подался навстречу.

– Вот, смотри! Сашка стал совсем большим! – счастливо выдохнула Анжела, указывая на багровое от натуги личико.

Честно говоря, никакой разницы я не заметил, тем более что с момента расставания прошло меньше трех недель. Впрочем, сейчас я готов был безропотно согласиться с чем угодно, даже с известием, что сыночек уже уверенно сидит и у него полный рот зубиков.

Затаив дыхание, я взял на руки наследника. Краем глаза заметил, как взволнованный Тадеуш берет сверток с Магдаленкой…

«Черт возьми! Какое же это счастье – просто вернуться домой… К жене и ребенку».

* * *

Потом я написал то самое письмо, выдержанное в изысканной галантно-издевательской манере, которое привело князя в восторг. На следующий же день Тадеуш с сильным конвоем помчался в Варшаву, увозя этот драгоценный документ, который должен был решить судьбу Речи Посполитой. И не только ее… Агнешка сначала надулась до слез: как это так, муж только вернулся с войны, а его отсылают с поручением! К моему удивлению, Анжела успокоила ее одной-единственной фразой: «Пусть пани вспомнит, как в свое время указала мне, что для шляхтича на первом месте служебный долг и интересы Отчизны: мол, ей даже странно, что приходится объяснять столь элементарные вещи!» Полячка еще немного походила с обиженным видом (похоже, из чистого принципа), но потом признала ее правоту, хотя грусть в глазах осталась.

Впрочем, скучать ей пришлось недолго: муж вернулся через десять дней, благополучно доставив письмо по назначению.

А затем пошли чередой пиры, где столы буквально ломились от самых изысканных яств, балы, фейерверки… Вишневецкий исполнил обещание. Окрестным жителям раздали столько денег, что подскарбий, наверное, хватался за голову. В шинках целую неделю поили за княжеский счет. Само собой, любители халявы (коих было предостаточно в любую эпоху) поспешили воспользоваться этим даром небес в полной мере. Кто-то даже упился до смерти…

Жизнь текла своим чередом. Спокойные, неторопливые прогулки по лесам и лугам. Ночи любви, когда мы с Анжелой снова привыкали друг к другу, открывая что-то новое, неизведанное раньше, преодолевая невольное смущение и скованность… Слава богу, она перестала комплексовать из-за слегка «расплывшейся» фигуры. Тем более что главная причина ее волнений – рыхлый после родов живот – опять стал подтянутым и почти таким же упругим, как прежде. Ну, а что на нем и на боках появились растяжки… да черт с ними! Неужели это такая большая плата за сыночка? Я клятвенно заверил женушку, что она для меня по-прежнему красивее всех женщин на свете.

– Даже чем молодая Шэрон Стоун? – с некоторой ехидностью поинтересовалась польщенная Анжела.

– Даже чем молодая Клаудия Шиффер! – заявил я.

– Наверное, ты все-таки врешь. Но так приятно слышать, черт возьми! Любимый мой…

Счастливая возня с ребенком, умиление и страх из-за того, что он еще такой маленький и хрупкий… Томительное ожидание, сводящее с ума… Казалось бы, что тут такого – подождать один-единственный месяц! Но когда на кону не только судьба государства, но и собственные головы, этот месяц кажется годом.

Повторяю, даже мне ожидание далось непросто. Что уж говорить про князя с его кипучей, брызжущей энергией! Нервы Иеремии были на пределе. Поэтому, когда мы получили известие от лазутчиков в Варшаве, что Сейм принял условия князя и депутация направилась к нам, с плеч будто упал тяжелый камень.

– Слава Езусу! – воскликнул Вишневецкий, молитвенно сложив руки и воздев взор к небу. Слезы покатились по его щекам. – Мы победили! Пан Анджей, мы одолели этих спесивых гордецов!

– Теперь ты стал королем, светлый княже! – торжественно провозгласил я, сам взволнованный до глубины души. – И ничто не помешает воплощению наших грандиозных планов!

– Да, ничто и никто! – с благоговением произнес Иеремия. – Пан Анджей, надеюсь, не откажется возглавить мое посольство к царю Алексею? Поверьте, мне больно будет расстаться с вами даже на краткое время, но ведь это в интересах дела! Уж своему соотечественнику, пусть из другой эпохи, – тут Иеремия лукаво усмехнулся, – московский государь поверит быстрее, нежели чужеземцам. И вы легче найдете общий язык с его боярами.

– Почту за честь! – поклонился я. – И сделаю все, что в моих силах.

– Наверное, еще преподнесете царю калейдоскоп? – весело рассмеялся князь. – Со словами: «Подарок государю и великому князю Всея Руси от брата его, короля Речи Посполитой»?

– Непременно! С корпусом из чистого золота. В знак особого почета и надежды на прочный союз!

– А если вдруг каким-то чудом пан встретит в Москве этого дурачка Беджиховского… – князь вдруг