сомнения относительно южного крыла. Очевидно, я был не единственным, кто поднимал этот вопрос. Один из других соискателей уже написал письмо, в котором задавал тот же вопрос. Тогда префект разослал всем участникам конкурса факсы, но содержание этих факсов только усилило путаницу. Утверждалось, что мы должны построить «южное крыло театра целиком, от фундамента до крыши». Но что означает выражение «южное крыло целиком»? Имеется ли в виду план прежнего южного крыла, каким он был до пожара, или план старого южного крыла плюс дополнительные здания? Я растерялся еще больше. Пришлось обратиться в ведомство городского совета и поговорить с некоторыми из моих друзей, которые работают там много лет. Это люди, которые всегда знают, что происходит. Они сказали, что им никто ничего об этом не говорил, но, хитро улыбаясь, все же говорили, что нам следует включить в план новое пространство. У нас была большая встреча в Милане, и я объяснил присутствующим, что происходит в Венеции. Мы решили пойти на небольшой риск и продолжить работу с планом Росси с расширенным южным крылом.

Коммуна, вероятно, предполагала, что все спланируют южное крыло со всеми учреждениями, которые были там до пожара. Но у Росси возникла другая идея, идея поистине блестящая. Он перенес репетиционный зал с верхнего этажа на первый в новом пространстве и сделал его достаточно большим для того, чтобы там уместился весь оркестр и хор. Кроме того, этот зал можно использовать для камерных концертов или конференций, то есть он мог бы стать вторым зрительным залом, наряду с основным. Акустически это новое пространство изолировано и имеет отдельный вход с улицы. С двумя одновременно функционирующими зрительными залами вместимость «Ла Фениче» можно было бы увеличить на десять процентов.

Да Мосто положил папку на гору лежавших на столе бумаг и продолжил:

– Мне было бы любопытно посмотреть, что сделали другие с южным крылом.

Провожая, да Мосто провел меня на следующий этаж, в piano nobile. Центральный зал был огромен, его длина составляла семьдесят пять футов. В каждом торце было по одному высокому стрельчатому окну с освинцованными стеклами; стены были украшены лепниной и увешаны портретами предков да Мосто, один из которых был казначеем Венецианского войска и был изображен в окружении стопок золотых монет. Из главного зала через небольшой салон, обитый золотой парчой, мы прошли в небольшую, расписанную фресками часовню, за которой помещалась столовая, где, как сообщил мне да Мосто, Висконти снимал сцену фильма «Чувство».

– Продюсеры фильма «Талантливый мистер Рипли» тоже хотели снять одну сцену в этом доме, – сказал да Мосто. – В наше время очень дорого поддерживать сохранность stucchi [44] в такой сырости, и поэтому мы согласились.

Пока я разглядывал семейные портреты, в столовую вошел отец да Мосто. Это был утонченный аристократ, в высшей степени учтивый и одетый в безупречный костюм с галстуком в приглушенных тонах. Я читал, что он был одним из ведущих поборников восстановления Венецианской республики как независимого государства, отделенного от остальной Италии. Он был сепаратистом, или independista. Я спросил его об этом.

– Большинство людей не понимают, – произнес он, – что Венецианская республика на самом деле никогда не умирала. Когда к городу в тысяча семьсот девяносто седьмом году приблизилась наполеоновская армия, Большой совет в панике проголосовал за ликвидацию республики. Но голосование было незаконным, потому что число депутатов, принимавших решение, было недостаточным, кворум отсутствовал. Жестокость Наполеона и унизительная оккупация Венеции – это лишь составные части военной операции, а последовавшая за этим австрийская оккупация была не более чем военным захватом. Объединение Италии по результатам референдума тысяча восемьсот шестьдесят шестого года было неприкрытым позором, трюком савойской династии; бюллетени заполнялись заранее, полиция и карабинеры следили за людьми на избирательных участках. Это был стыд и позор.

– Но что возможно сделать сейчас? – спросил я.

– Мы надеемся привлечь к этому делу внимание Международного трибунала в Гааге, и я не знаю, что из этого получится, но битва будет нелегкой.

Мне, правда, показалось очень сомнительным, что трибунал посчитает себя вправе отменить объединение Италии, ставшее свершившимся фактом 130 лет назад, но граф да Мосто искренне на это надеялся.

– Как вы думаете, – спросил я, – если команда Франческо выиграет контракт на восстановление «Ла Фениче», то, возродив театр, восстановит ли она королевскую ложу, которую изначально сделали для Наполеона и которая позднее была воссоздана австрийцами?

– Последние пятьдесят лет, – добродушно улыбнулся граф, – большой золотой лев святого Марка украшает фронтон королевской ложи. Теперь это не наполеоновская королевская ложа и не австрийская. Она наша.

В борьбу за право провести реконструкцию «Ла Фениче» вступили шесть претендентов. Одна заявка, поданная Мадридской железнодорожной компанией, была отклонена сразу, потому что к ней не было приложено необходимое антимафиозное письмо в отношении одного из субподрядчиков. Антимафиозные письма представляли собой документы, удостоверенные полицией и подтверждавшие, что при проверке баз данных криминальной полиции у конкретной компании не были выявлены связи с мафией ни в прошлом, ни в настоящем. Несмотря на яростные протесты и уверения в том, что такое письмо было представлено, заявка железнодорожников была отвергнута. Осталось пять кандидатов.

Результаты конкурса были оглашены 2 июня 1997 года, через полтора года после пожара. Никого не удивило, что победителем была объявлена компания Аньелли «Импреджило»; «Хольцман – Романьоли» заняла второе место. Любопытно, однако, что подсчет баллов показал: план Альдо Росси был признан лучшим. «Импреджило» заработала больше пунктов за счет обещания закончить работу на два месяца раньше, чем «Хольцман – Романьоли», и по цене 15 миллионов долларов – на 4 миллиона меньше.

Несмотря на разочарование, Франческо да Мосто пребывал в хорошем настроении, когда я встретил его на улице несколько дней спустя.

– Проигравшие соискатели получили право оценить достоинства предложений соперников, опередивших их, – сказал он. – Поэтому я хочу взглянуть на предложение «Импреджило». Я как раз иду в префектуру. Не думаю, что мне разрешат пригласить кого-то еще, но если хотите пойти со мной, то прошу.

Я проводил да Мосто до префектуры, огромного дворца в стиле ренессанс, который официально назывался палаццо Корнер делла Ка-Гранде. У входа мы узнали, что, действительно, только один Франческо сможет ознакомиться с документами. Портье проводил его в хранилище на первом этаже, а я удовольствовался тем, что поднялся по лестнице и принялся осматривать величественные помещения этого средоточия государственной власти на Гранд-канале. Через полчаса мы снова встретились внизу. У Франческо было какое-то странное выражение лица. Я не мог понять, был ли он весел, озадачен, встревожен или рассержен.

– Ну и каков же оказался план «Импреджило»? – спросил я.

– Увидев его, я не поверил своим глазам, – ответил он. – Я подумал: «Это не может быть правдой!» Там ничего нет.