Благодаря образцово-показательной реставрации фонд «Спасти Венецию» приобрел большой авторитет. Члены престижного «Атенео Венето», высшего совета венецианского интеллектуального сообщества, проголосовали за вручение своей высшей награды, премии Пьетро Торта, фонду «Спасти Венецию» и его председателю Лоуренсу Доу Ловетту.

Леза Марчелло утром того дня поговорила с Ловеттом и известила его о том, что присуждение премии утверждено. Ловетт, уроженец флоридского Джексонвилла, снискал любовь венецианцев покупкой дворца девятнадцатого века на Гранд-канале; Ловетт отреставрировал его и сделал своей резиденцией. Дворец был роскошно обставлен, с его террасы, самой широкой на Гранд-канале, открывался отличный вид на мост Риальто. Ловетт часто устраивал званые обеды на двадцать и более персон – еду поставлял бар «У Гарри», а гостей обслуживал взвод официантов в белых перчатках.

Графиня Марчелло отправила известие о премии Торта президенту «Спасти Венецию» Рандольфу «Бобу» Гатри, жившему в Нью-Йорке. Гатри был известным специалистом по пластической хирургии, одним из двух врачей, изобретших стандартную процедуру реконструктивных операций на молочной железе. Он и его жена Беа жили в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, в таунхаусе; первый этаж дома служил штаб-квартирой фонда «Спасти Венецию».

Леза Марчелло пребывала в прекрасном расположении духа, идя от церкви в офис «Спасти Венецию». Она понимала, что по-своему внесла значимый вклад в успешную реставрацию церкви Санта-Мария-деи-Мираколи. Придя в офис, она обнаружила пришедший на ее имя факс. Письмо было от Боба Гатри. Леза прочитала первую строчку. Потом перечитала ее еще раз. «Новость о том, что премия Торта была присуждена одному человеку, – писал Гатри, – меня шокировала».

С упавшим сердцем графиня прочитала письмо до конца. «Прошу Вас передать главе комитета, что реставрация церкви Санта-Мария-деи-Мираколи стала результатом усилий огромного числа представителей фонда, и решение о присуждении премии одному человеку неприемлемо для совета директоров фонда «Спасти Венецию». Премия, если она присуждена, должна быть присуждена фонду как единому целому. В противном случае фонд официально потребует отмены присуждения премии».

Не упоминая имени Ларри Ловетта, Гатри попросил Лезу проинформировать комитет по премиям, что «личность», которую они выбрали для присуждения премии, в течение уже десяти лет не является руководящим лицом (другими словами, президентом) «Спасти Венецию» и что в любом случае со стороны этого человека будет большим высокомерием согласиться принять награду за работу множества других людей.

Письмо Гатри было прямолинейным, безапелляционным и непререкаемым. Он в конце концов сказал Лезе, что если комитет по премиям не изменит решения, то ей не следует делиться с ними информацией, предоставлять им фотографии, документы и вообще сотрудничать каким-либо образом. «Я хочу, чтобы Венеция не заблуждалась относительно наших чувств».

Причин написания такого факса у Боба Гатри было великое множество, и были они весьма сложны, о чем графиня Марчелло была хорошо осведомлена. Но в данный момент письмо означало только одно: собрание выдающихся венецианцев проголосовало за воздание почестей фонду «Спасти Венецию» и его председателю Ларри Ловетту, вручив коллективу самую престижную премию, а Боб Гатри, президент фонда, был готов швырнуть ее назад в лицо высокому собранию.

Напряженные отношения внутри фонда между его председателем и президентом усугублялись в течение последних двух лет, с 1995 года. Первый явный признак был настолько незначителен, что его не все заметили: имя Боба Гатри как президента впервые появилось выше имени Ларри Ловетта в списке совета директоров «Спасти Венецию», напечатанном в глянцевом журнале, выпускаемом фондом под редакцией Боба Гатри. Внезапное изменение порядка следования имен стало неприятным сюрпризом для Ловетта.

Корни намечавшейся ссоры можно было проследить до начала шестидесятых годов, когда эти два человека еще даже не были знакомы и когда один отставной американский полковник выступил на приеме в Риме с предложением стабилизировать падающую Пизанскую башню замораживанием грунта вокруг ее фундамента.

Этим выступавшим был полковник Джеймс А. Грей. Слушал его руководитель итальянского ведомства по охране памятников искусства и древностей. Этот руководитель сказал полковнику, что идея замораживания грунта под Пизанской башней очень оригинальна и можно попытаться это сделать, если специалисты найдут идею осуществимой. Грей отправился проводить соответствующие исследования. Несмотря на то что башню в конце концов укрепили другим способом, изыскания Грея сделали его пламенным поборником сохранения памятников искусства и архитектуры мирового значения. Разбираясь в предмете, он узнал, что на тот момент не существовало ни одной частной некоммерческой организации, занимающейся делами такого рода, и в 1965 году он такую организацию создал и назвал ее Международным фондом памятников; руководил он ею из своей квартиры в Национальном клубе искусств в нью-йоркском Грамерси-парке. (Двадцать лет спустя изрядно расширившаяся организация Грея была переименована во Всемирный фонд охраны памятников.) Грей отличался эксцентричностью в выборе проектов, удивлявших своей грандиозностью, – например, он занимался сохранением каменных истуканов на острове Пасхи или вырубленных в скалах эфиопских церквей двенадцатого века.

Четвертого ноября 1966 года в результате непрерывных дождей, сильных ветров, сейсмических подвижек в Адриатике возник необычайно высокий прилив, что привело к наводнению в Северной Италии; в Венеции уровень воды поднялся на пять футов; город был затоплен в течение двадцати четырех часов.

Сразу после наводнения всеобщее внимание было приковано к Флоренции, где река Арно, выйдя из берегов, поднялась на двадцать футов, затопила город, убив девяносто человек и повредив или уничтожив тысячи произведений искусства. Любители искусства всего мира создавали комитеты помощи и содействия. В Соединенных Штатах был учрежден комитет Спасения итальянского искусства; его почетным президентом стала Жаклин Кеннеди.

Что касается Венеции, то, несмотря на то что никто не погиб и были повреждены лишь немногие произведения искусства, ситуация там оказалась хуже, чем во Флоренции. Венеция была построена на миллионах деревянных свай, вбитых в ил на дне лагуны. В течение столетий, по мере того как город постепенно погружался в землю, а уровень моря поднимался, фундаменты стали терять устойчивость. Когда специалисты всерьез занялись положением Венеции, они обнаружили, что почти все венецианские здания и практически все произведения искусства находились в отчаянно плачевном состоянии – в результате почти двухсотлетнего невнимания к этим проблемам после поражения, которое город потерпел в результате вторжения Наполеона. Шедевры архитектуры и живописи по всему городу почернели от сажи, покрылись плесенью; слои красок стали хрупкими. Большая часть картин находилась в церквях, где полотна не были защищены от превратностей погоды из-за отверстий в крышах. Одновременно у очень многих зданий разрушались фундаменты и крошились фасады. Нарастала угроза падений с высоты обломков стен, кирпичей, мраморных плит, карнизов и других декоративных элементов. Угрожала обвалиться в протекавший рядом канал вся восточная стена церкви Джезуити. После того как фрагмент мраморного ангела упал с парапета красивой, но ветхой церкви Санта-Мария-делла-Салюте, Арриго Чиприани, владелец бара «У Гарри», установил перед церковью плакат: «Берегитесь падающих ангелов».

Осознав опасность, угрожавшую самому существованию