Служащие Государственного департамента и министерства иностранных дел следили за этими советскими инициативами с неприязнью и некоторой тревогой. Обращения к немцам звучали гораздо мягче, чем того предполагала безоговорочная капитуляция. Даже при условии, что эти обращения – своего рода военная пропаганда или предостережение в сторону Запада, разрабатываемые американским и британским правительствами решения в отношении Германии оказывались под угрозой. Соединенные Штаты и Британия боялись, что если они открыто выскажутся за раздел Германии, то тем самым расчистят путь для России через ее коммунистических сторонников, чтобы выдавать себя защитником политического единства немцев. Эти подозрения были сродни подозрениям советского правительства относительно проведения союзниками процедуры в Италии. Фактически советские дипломаты частным образом оправдывали политику, проводимую их правительством в отношении Германии.

Еще до поездки на Московскую конференцию, проводя подготовительную работу в отношении германских вопросов, Соединенные Штаты и Британия были обеспокоены тактикой Советского Союза. Государственный и Военный департаменты детально изучили сложную проблему. Президент одобрил результат их труда: всесторонний стратегический план под названием «Основные принципы капитуляции Германии», который был предъявлен Хэллом до начала конференции. Хэлл передал копию документа Молотову со словами: «Это не является официальным предложением Соединенных Штатов, а дает возможность показать нашу точку зрения по данному вопросу. Это просто персональное предложение лично вам, и я могу пояснить его. Если оно вам понравится, мы можем обсудить его с Иденом и узнать его мнение».

Согласно предложению американцев, в основу соглашения трех правительств должны были быть заложены девять руководящих принципов. Приведу здесь несколько наиболее известных:

– Германия, в соответствии с принципом безоговорочной капитуляции, должна будет подписать признание полного поражения.

– Германия должна подвергнуться оккупации, осуществленной и поддержанной вооруженными силами Британии, Советского Союза и Соединенных Штатов.

– Из правительства должны быть выведены все нацисты и не должно остаться ни малейшего следа нацистского режима.

– Правительство Германии должно освободить всех политических заключенных и передать Объединенным Нациям лиц, причастных к военным преступлениям.

Вооруженные силы Германии должны сложить оружие.

Кроме того, документ затрагивал глубокие изменения, которые следовало произвести в политической структуре Германии, и в нем давалась рекомендация по превращению Германии в демократическое государство, действующее на основании билля о правах с целью обеспечения свободы личности. В связи с этим было особо подчеркнуто, что если удастся достигнуть такой формы правления, то немцы достигнут достаточного уровня жизни и союзникам не придется наращивать усилия по защите государства. Эта программа наглядно демонстрировала, как следует распределить полномочия между федеральными единицами. Предлагалось, без каких-либо попыток к ограничению, чтобы союзники поддерживали любые действия в самой Германии, ведущие к ослаблению влияния Пруссии в рейхе.

Кто когда-либо видел у Молотова «сияющее» лицо? Но именно так подумал Хэлл, когда на следующий день после получения предложений советский министр иностранных дел зашел к нему и сообщил, по сути, следующее: «Я показал их Сталину, и он пришел в восторг. Документ настолько точно выражает русские мысли в отношении Германии, словно он составлен нами…»

Если этому можно было бы доверять, то в дальнейшем не было бы необходимости волноваться из-за пропагандистских выступлений Сталина, добивающегося расположения народа и армии Германии.

Идеи сообщил Хэллу, что, по его мнению, предложения вполне убедительны. Условились, что необходимо более детально проанализировать некоторые пункты предложений и это следует поручить новому консультационному комитету, о создании которого договорились на Московской конференции. Любой, услышавший о дружеском обмене мнениями в отношении Германии, происходившем в Москве, мог бы решить, что у нового комитета не возникнет особых трудностей в принятии совместных решений по условиям капитуляции и мероприятиям по установлению контроля над Германией. Но фактически консультации оказались столь утомительными и затяжными, что работа так и не была закончена до тех пор, пока союзнические войска не оказались в самой Германии.

Что из того, что к прочим добавились меры по подчинению и изменению Германии, если мир не мог оставаться спокойным до тех пор, пока страна не оказалось бы разделенной на несколько отдельных государств? Различия в точках зрения относительно этой проблемы наметились в американском и британском правительствах начиная еще с предварительных переговоров с Иденом в марте месяце.

Чиновники Государственного департамента, обеспокоенные возможностью для России увеличить влияние над разделенной Германией, были против раздела. Хэлл тоже был против, но совсем по другой причине. Как он объяснил Идену в Квебеке, это «могло послужить национальным призывом для объединения Германии». Но президент все еще был склонен считать, что никакая другая мера, за исключением деления Германии, не сможет удержать немцев от очередной попытки установить господство в Европе. Однако он не хотел, чтобы после войны Соединенные Штаты оказались вынуждены для урегулирования обстановки направить войска в Европу. По мнению Рузвельта, это было дело британцев и русских и, возможно, французов. По всей видимости, отсутствие убедительной программы по такому жизненно важному вопросу, как раздел Германии, было одной из причин, тормозивших отъезд государственного секретаря в Москву.

В кабинете Черчилля также имелись две точки зрения. Черчилль сомневался, будет ли разумно, если военный кабинет пойдет по этому пути. Премьер-министр, безусловно, не был готов сказать «да» или «нет». В соответствии с этим в указаниях, переданных Идену для руководства его действиями в Москве, Черчилль следующим образом обрисовал проблему: «Мы аннулируем территориальную экспансию Германии и Италии. Мы полагаем, что будущая структура Германии и положение Пруссии как части Германского государства должны быть подчинены общей стратегии, принятой тремя великими державами».

Переговоры в Москве отразили все эти сомнения. Хэлл и Идеи откровенно обсудили различия в точках зрения коллег и советников. Молотов был слегка удивлен, узнав, что американское правительство не слишком настаивает на разделении Германии. Убедившись в этом, он, в свою очередь, принялся отрицать наличие определенной стратегии в этом вопросе. Молотов осторожно пояснил, что в Советском Союзе существует твердое мнение в пользу раздела Германии, но советское правительство считает, что следует также обратить внимание на общественное мнение в Великобритании и Соединенных Штатах. Он не обвинял, как это будет сделано позже, американцев и британцев в желании придерживаться «мягкой» стратегии в отношении Германии.

В предложениях, исходящих от американцев, проблема будущих границ Германии затрагивалась только в единственной фразе: «Этот вопрос должен решаться в рамках общего соглашения».