стена жалобно заскрипела, с громким треском вдруг вздыбились доски, словно надламываясь…

И в открывшемся, словно разъехавшаяся пасть деревянного чудища, проходе я увидел медоежа. Тот сидел в самом начале длинной освещённой пещеры, с ленивым видом наблюдая, как осыпается пыль от сработавшего механизма.

А потом, заметив меня, с огромной радостью стал подскакивать, ударяя передними лапами по полу. Между нами мерцало какое-то поле, не дающее ему пройти внутрь, но Бам-бам и не делал попыток его пересечь.

Тем более, я его совсем не слышал, хотя ноги ощущали вибрацию от медоежиных танцев.

— Лука дальше, в горной заимке, — Виол поманил следовать за ним, — Ну, так-то я пару раз приглашал его сюда, но твой Бам-бам без мальчишки с ума сходит. А мне бы хотелось, чтоб заимка осталась целой.

— Энтот ваш Лучик очень хороший мальчик, — заулыбался довольный Прохор, — И с навозу нос не морщит, парень-то трудяга, ведь ёжоконь срёт-то как… ну…

— Всё, Прохор, давай, — Виол пересёк мерцающую пелену и пригласил меня следом.

— Лучику самый искренний привет, ваше благо-неблаго!

Проникая сквозь магическую плёнку, я с диким интересом принюхался к магии. Как Тёмный Жрец, я знал такие виды защиты, которые пропускали только тех, кого положено, но обычно их основа была на Магии Крови. Ну, то есть, чья капля крови не вписана в защиту, тот пройти не сможет.

Агата Ясная как раз и сидела в примерно таком же куполе, только он был настроен зеркально — именно она не могли выйти. Здесь же запаха тёмной магии я совсем не ощущал… как и опасности, когда пересёк границу и оказался возле Бам-бама, который радостно сунулся меня облизывать.

— Ты на Прохора не обижайся, если что, громада, — бубнил бард, — Как слуга, он вернейший, жизнь отдаст, но язык у него срединный… Мелет и мелет.

С усилием отстраняя медоежиный нос, я кивнул за спину:

— Что там за магия?

— Обижаешь, громада. Тебя сопровождает один из сильнейших бардов Троецарии, и ты спрашиваешь, что за магия?

В его голосе скользнуло враньё, и я на это сразу же намекнул.

— Именно поэтому и спрашиваю, вестник ты хитрости…

— Ну вот сразу видно, что бросс, никакого уважения!

— Что-то конюх твой на бросса совсем не смахивает, — усмехнулся я.

— А у него приказ… конспирация, — буркнул Виол.

Надув губы, он признался, что в основном купол создан воздушным артефактом не без помощи Феокрита. Но магия воздуха довольно шумная, поэтому сам бард пристроил туда «заклинание тишины», а потом, подумав, настроил пелену так, чтобы она пропускала только тех, кто «правильно звучит».

— Например, голос? — переспросил я, оглядываясь назад, где абсолютно бесшумно закрылся проход. Сюда звуки из конюшни не проникали.

— Нет, дыхание. У каждого оно тоже особое, своё… И твоё дыхание вписано в заклинание, короче.

* * *

Лесная заимка представляла из себя крохотный дворик с одной избушкой и небольшим сараем. Всё это примостилось на выступе на совсем другом склоне горы и отсюда открывался вид только на бескрайние горы ну и на кусок моря за соседней небольшой вершиной.

Из дворика вниз по склону спускалась тропа-лестница, с крохотными для ступни бросса ступеньками — извиваясь, тропинка исчезала в зелёных кронах деревьев, растущих далеко внизу. Создавалось ощущение, что там необъятная пропасть, и лёгкая дымка тумана, стелющаяся над деревьями, лишь усиливала чувство.

Стоя на выходе из двора и осматривая горные дали, я поглаживал прильнувшего ко мне мальчишку и довольно улыбался. Загородная резиденция с секретным выходом… Неплохо, неплохо. Совсем неплохо.

И воздух здесь был… Нет, не такой, как на родине, где иногда с северного моря поддувал такой ледяной ветер, что срывал обмороженную плоть с костей. Но похожий, да, очень похожий. О-о-ох, мои бросские лёгкие так соскучились по умиротворяющей горной красоте.

Бард в это время умывался у облагороженного камнем родника, бьющего прямо из склона горы. Он старательно смыл грим, потом выпрямился и улыбнулся мне своей фирменной белозубой улыбкой.

— Ну что ж, громада, — Виол обтёрся полотенцем, — Вот я и вернулся в Моредар.

Я глянул на едва заметный синяк на его скуле.

— Креона?

— Ох, моя хладочара… Северные ляжки вдруг вознамерились тебя отогреть так же, как и послушница Марта, но она… ах!.. пришла не в ту комнату.

— Я так понимаю, она сразу об этом догадалась.

— Поверь мне, варвар, с куском льда быстрее отогреешься, чем с нашей Креоной. Так что я ещё раз спас тебе жизнь…

— Я услышу, наконец, твою историю? — продолжая вдыхать целительный воздух, спросил я.

* * *

То, что бард — царский сын, я и так знал… И то, что его первая любовь предпочла Виола его брату, я тоже помнил. Ну, со слов того же барда, потому что, как это всегда бывает у завравшегося Виола, всё оказалось несколько сложнее.

Вообще, у Нереуса было шесть сыновей. И на данный момент четверо достигли возраста, когда могли участвовать в битве за трон.

— Ты говорил, что выбирают советники, — перебил я, сидя в тесной хижине за столом, и держа в руках кружку пива.

Другая моя ладонь лежала на топорище. Наконец-то Губитель вернулся к Хмороку, и мне честно не хотелось отрывать от него руки.

Лука, Бам-бам и вернувшийся Кутень играли на улице, и от их игры потряхивало стены и полки вокруг нас. Виол, заломив руки, глянул на подпрыгивающую перед нами тарелку, и сказал:

— Так они и выбирают. Но если можно сделать из выборов настоящее шоу, то ни один южанин не откажется. И вообще, не перебивай…

Эти игрища, где выступали царские наследники, были любимой забавой у народа. И хотя потом выбирали всё равно советники и кнезы, и не обязательно на царский трон садился победитель игрищ, но любимец народа потом долго пользовался своей славой. Как намекнул Виол, иногда лучше