Уровни и профессии, специалисты в своем деле работали, заменяя собой по несколько дюжин не-специалистов. Поэтому уничтоженные города отстраивались заново, земли заселялись — выплескивая избыток населения — а живые медленно, но верно раздвигали границы. Дикие земли с монстрами становились цивилизованными землями без монстров, неизведанные территории разведывались, и в этом бурлящем котле, непрерывной схватке жизни со смертью, наверх выносило героев.

Но все равно живые, несущие в себе подарок богов — атрибуты, профессии, умения и способности — постепенно одолевали дикость и кровожадность монстров, брали верх над порождениями Бездны. Возможно, тысячу или дюжину тысяч лет спустя, живые окончательно одолеют Бездну, избавятся от Проклятия, возвысятся до богов.

Такое будущее Брану нравилось больше идеи глобального прорыва бездны и истребления всех и вся.

— Если бы только я была сильнее, — пробормотала Марена под нос.

Она аккуратно, очень медленно, разжимала пальцы, чтобы не сломать их. На лицо юной эльфийки, так и не разжавшей рук на горле монстролисы, Марена старательно не смотрела. Пока эльфийка душила зверя, тот в ответ кусал ее, рвал лапами, и в итоге они так и рухнули оземь оба. Чуть сменить позы, прикрыть тела и легко можно было представить, как хозяйка обнимает и гладит питомца-лису.

Марена оглянулась на Моростона, который невозмутимо похрупывал чьим-то чешуйчатым трупом.

— Это нормально? — спросила она Брана.

— Конечно, — ответил тот. — Ты же и раньше кормила его не одними только камнями? Он резко и быстро вырос, ему нужно подпитать тело. Возможно, потом, когда он станет взрослой особью, то будет питаться только камнями, я не настолько хорошо разбираюсь в скалогрызах.

Марена лишь кивнула, явно подумав о родном клане и что те подскажут.

Гатар тем временем подхватывал по два тела сразу, Ираниэль скакала белкой по верхам, обследуя дома и ветки. Живые поселения трудились, сражаясь со смертью, и если бы не угроза подземелья и выброса демонической маны, можно было бы смело говорить о победе. Возможно, стоило все же сбегать до подземелья и посмотреть, такое же оно, как в Благой Тиши или нет.

— В кармане его теперь не потаскаешь, — вздохнула Марена, подхватывая тело юной эльфийки.

Отвлечение в работе — оно проявлялось даже здесь.

— Теперь он должен тебя таскать, — заметил Бран. — Обычно питомцев для того и заводят.

— Я не откажусь от Моростона! — неожиданно огрызнулась Марена.

Бран лишь пожал плечами, ведь он и не говорил, что надо отказываться. Завести второго, способного таскать вещи и черепаху — это да, это был бы верный шаг. Правда, все это зверье надо было где-то держать и кормить, и не просто держать в клетках, как укрощенных монстров, а держать рядом с собой. Заботиться, ухаживать, развивать связь «хозяин — питомец», без которой не существовало данной профессии.

— Не откажусь! — повторила Марена сердито, словно Бран только и делал, что уговаривал ее отказаться.

— Благодарю вас, — сказал все тот же пожилой полуэльф, подходя ближе, — вы помогли нам в трудную минуту и теперь я предлагаю вам разделить с нами время погребения.

Нельзя сказать, что это была небывалая честь, но в то же время незнакомцам и чужакам такого не предлагали. Возможно, местные эльфы относились легкомысленнее к ритуалу, в силу проживания рядом с людьми, в силу того, что дерево было только одно, но отказываться точно не годилось.

— Надо что-то делать? — спросила тихо Марена у Брана.

— Просто стой и наблюдай, ты сама все увидишь, — ответила вместо него Ираниэль.

Гатар стоял рядом с ней, похоже, вознося молитву Теруну.

Люди сжигали тела, дабы тела мертвых не восстали, а души их вознеслись вместе с дымом к богам. Гномы хоронили погибших в гробницах, чтобы те стали частью гор. Орки относили тела в степь, где их растаскивали звери и птицы, возвращая плоть в круговорот жизни и позволяя любому орку смело говорить «это земля, в которой кровь и плоть моих предков!»

Эльфы хоронили погибших под корнями мега-деревьев, подпитывая их и укрепляя свою связь с лесом. То же самое, плоть и кровь предков — только в деревьях. Судя по тому, что здесь лежали все погибшие, без разделения, и никто не протестовал — поселение воистину было смешанным. Не просто проживание рядом, а совместные браки и ритуалы, смешение обычаев и ценностей.

Пожалуй, в «новом Стордоре» им будут совсем не рады.

— Жизнь и смерть неразделимы, одно переходит в другое в вечном круговороте, — заговорил пожилой полуэльф, похоже местный жрец. — Мы предаем дереву мертвые тела наших погибших товарищей, друзей, мужей, жен и детей, дабы торжествовала жизнь и обновлялась.

Корни мега-дерева вздыбились, захватывая тела, обвивая их и унося с собой.

— Возблагодарим богов за то, что они даровали нам эту систему, и вознесем к ним наши молитвы, дабы души погибших как можно быстрее вернулись в круговорот, как мы сейчас возвращаем их тела.

Пожалуй, жрецом он не был, не ощущалось ярости воззвания, накала веры. Ираниэль бормотала обращение к Филоре, Гатар молился Теруну, Марена тоже мысленно обращалась к кому-то. Возможно, к бабушке и отцу, обращаясь к ним в посмертии. Молился ли Минт Узианде? Непонятно.

Также Бран ощутил приближение посланных на разведку команд. Судя по тому, что летели и бежали они экономно, непосредственная угроза отсутствовала. Разумеется, это не означало, что надо сидеть и отдыхать, следовало или улетать, или идти уничтожать подземелье — потому что местные с ним сами не справятся.

То есть, скорее всего, вызовут помощь из Амадеума, едва волнение маны, вызванное выбросом, стихнет.

— Опасность еще не миновала, не теряйте бдительности, дабы смерть не восторжествовала над жизнью окончательно! — провозгласил напоследок не совсем жрец.

— И чтобы этого не случилось, я сейчас спою! — протолкался вперед Минт. — Спою вам о смерти и жизни, и случившемся сражении, не будь я боевой бард!

После чего, не дожидаясь согласия, ловко извлек добытый инструмент — не лютню, эльфийскую мандолину, и провел рукой по струнам.

— Прошу тебя, незнакомец, — вежливо сказал пожилой полуэльф, — отложи пока в сторону песни. Время для них настанет, когда мы убедимся, что опасность миновала.

В свете наполовину разгромленного поселения, дюжин трупов, только что поглощенных деревом, раненых и усталых живых, слова его звучали удивительно мягко. Возможно, он и правда верил, что Минтом тоже движет сострадание и желание помочь.

— А она разве не миновала? — удивился Минт, оглядываясь.

Но его надеждам привлечь всеобщее внимание не суждено было сбыться. Живые уже расходились, а поглощение тел провели так спешно, скорее всего, для того, чтобы не случилось омонстрения и подъема нежити.