даже золотыми или серебряными) полосами, для формирования кумулятивной струи. Формировать кумулятивную струю в ладонях — интересная идея.

Оглядываюсь назад. Барышня Лан лежит на земле, зажав уши руками и вздрагивая. Неплохо ее приложило. Вот и недостаток такой атаки — лучше союзникам подальше держаться, ударная волна направлена, но звук идет во все стороны и оглушает всех вокруг.

— Ты в порядке? — наклоняюсь я над Лан. Та мотает головой и открывает рот, похожая на рыбу, которую выбросило на берег. Но тем не менее — встает на ноги, пусть и с трудом, фокусирует свой взгляд на мне.

— Держись сзади, — предупреждаю ее я: — контузит еще. — она кивает. Мы идем дальше. Я перешагиваю через разбитые и разбросанные остатки ворот монастыря. Во внутреннем дворе тишина.

Он встал и прошелся, разминая ноги. Подошел к окну, сложив руки за спиной. Вот он, наконец, момент его торжества. Момент, когда все окружающие наконец поймут его правоту, его силу и склонят перед ним свои гордые головы. За его спиной раздался какой-то звук. Он обернулся и посмотрел на сидящую в кресле немолодую женщину в рваном платье.

— Прасковья Петровна, — укоризненно сказал он: — пора бы уже перестать пробовать освободится. Путы надежны, антимагический металл кандалов сдержит вашей души прекрасные порывы. Внизу заканчиваются приготовления. Скоро у меня в руках будет неуязвимое войско черных валькирий. Неуязвимое, неутомимое и чрезвычайно опасное. И это только начало. Ведь я знаю секрет изготовления валькирий, знаю, как именно ускорить этот процесс, знаю, что магических големов на основе человеческой плоти я могу делать из любого материала. И самое главное — я знаю, как сделать так, чтобы они, не смотря на всю материнскую любовь Святой Елены — могли убивать. Ваша карта бита. Сейчас вы мне не нужны.

— Как ты мог, — говорит Прасковья Петровна Лопухина, председатель Совета Опекунов Ордена Святой Елены Равноапостольной: — как ты мог, Никанор⁈ Это же преступление против государства! Против семьи! Против Императора! И разве тебе не жалко девочек?

— Прасковья Петровна, — качает головой он: — аз есмь меч карающий в руце божьей, я только орудие в руках прогресса, неминуемого и неостановимого как сама смерть. Это было неизбежно. Ваш Император, так называемый государь-батюшка — ничто иное как чудовище, эксплуатирующее народ, его ближники наслаждаются страданиями и горем народным. Посмотрите на страну, Прасковья Петровна, это же позор! Бедные слои населения находятся на положении рабов, хуже чем в Древнем Риме!

— Никанор, никто не виноват в смерти Даши. Мы бы хотели тебе помочь, но… — она качает головой, замолкая.

— Но? Что «но», тетушка? Почему не помогли? А? Наверное потому, что я — очередной бастард дома Лопухиных, правда? Это чудовище в человеческом облике, мой отец — он же разбрасывает свое семя везде куда не пойдет! Пока у меня Родовой Дар не пробудился так и вовсе в нищете и голоде со своей матушкой прозябал! А как проснулся Родовой Дар, так сразу же Лопухины появились… проснулись. Вы знаете, Прасковья Петровна, что такое голодать? Знаете? Ваши деточки знают? Вы хоть раз в жизни были так голодны, что в глазах темнело? А мерзнуть? Не так, как вы — в меховых шубках и в карете с верхом, а на улице, в ветоши, голодными? Нет? Вы просто вампиры, сосущие кровь из народа. Тысячи людей мерзнут, голодают и работают за жалкие гроши, чтобы хоть как-то своих детей прокормить. Крестьянки радуются, когда их дети умирают, потому что легче становится оставшихся прокормить, вдумайтесь, Прасковья Петровна — матери радуются! И не потому, что они потеряли облик человеческий, а потому что живут они в адских условиях. Знаете, я же мечтал об этом, стать вдруг дворянином, чтобы у меня были деньги и чтобы я мог позаботиться о своей матери. Но вот только поздновато вы спохватились, правда?

— Никанор! Мы же не знали, что ты — Лопухин! Как только узнали — сразу же тебя признали своим родичем! Перед богом и людьми! Дали тебе все! Имя, деньги, титул!

— Имя. У меня есть имя. У меня нет фамилии. — он подходит к креслу и наклоняется над ним, вглядываясь в глаза привязанной женщины, смотрит на нее в упор. Она не выдерживает взгляда и отводит глаза в сторону. Он удовлетворенно хмыкает.

— А знаете почему у меня нет фамилии? Нет? Да потому что у крестьянских детей нет фамилии. Нас по названию деревень кличут. Берестовка. Я вот Берестовский. Кто бы знал, что мой папаша в свое время мою маму обрюхатил. О, я уверен, что все было прилично, по обоюдному желанию, никто не насильничал ее. Уверен, что она с радостью возлегла с ним за несколько монет. За леденцы и хлебушек. И наверняка соврала что на ней заклятье против зачатья, соврала, потому что такое заклятье у деревенского знахаря тоже денег стоит. Так что я не виню отца. Сиятельный Князь Лопухин всего лишь скотина и кобель. И я не виню вас, тетушка, если бы я обвинял вас в горе и страданиях, то я бы вас попросту убил.

— Никанор. Мы же отнеслись к тебе как к родному. Приняли тебя в наш круг. Нелли признала тебя старшим братом! Послушай, еще не поздно. Освободи меня, отправь валькирий обратно, отзови своих союзниц, и я все улажу. Никто и не узнает. Ты — один из нас, из великого рода Лопухиных! Как бы ты к этому не относился, но кровь не водица! Да, я… я неправильно поступила тогда, с Дашей. Но она была тебе не ровня! Ты бы мог взять себе ее как любовницу, как наложницу, как служанку в конце концов, а ты вознамерился жениться!

— И поэтому вы не дали добро. А ведь для вас вопрос выкупа Даши это всего лишь вопрос утреннего кофе. Что? Не понимаете? Когда вы, Прасковья Петровна с утра в своем зимнем саду пьете кофе — знаете во сколько это вам обходится? Жалование слуг, стоимость продуктов, повар-француз, деликатесы прямиком из Парижа… полторы тысячи рублей. Знаете сколько стоил выкуп Даши у помещика Трепова? Тысячу. Одну тысячу рублей. Всего лишь один раз не попить кофе с утра. Врачи говорят полезно пропускать прием пищи, Прасковья Петровна.

— Если бы ты сказал, что тебе нужна служанка — я бы помогла тебе, Никанор. Но ты сказал, что собираешься жениться на ней!

— Знаете, чего я вам не могу простить, Прасковья Петровна? Того, что вы, зная о моих чувствах к ней — дали понять Трепову, что она для меня — особенная. Ведь до этого он ее и не замечал. Но после того, как ему доложили, что Лопухин-бастард интересуется некой скромной девушкой, а она ему принадлежит… именно после этого он и решил с ней позабавится. Ведь что