Своеобразная архитектура главного университетского здания определила довольно необычное, не очень удобное и даже не вполне безопасное устройство входов в Клубный Зал. К его дверям нужно было подниматься по лестницам, находившимся внутри облицованных белым мрамором туннелей. Туннели начинались из широкого коридора, подковой обнимавшего все пространство зала снаружи.

Придя на место минут за пять до обозначенного в афише времени, Тиоракис сразу понял, что опоздал. Порталы всех трех туннелей были перекрыты распорядителями из числа студентов. Они с трудом сдерживали напиравшую из коридора веселую толпу, также состоявшую из студентов, которые на данный момент распорядителями не являлись. Внешне все это напоминало какую-то силовую игру — вроде перетягивания каната. Все с азартом исполняли свои роли. Те, кто, сцепившись руками, изображали из себя живые плотины, одновременно пытались разъяснить напиравшей на них многоголовой волне, что мест в зале уже нет и прорываться туда бесполезно. Тех, кто был волной, судя по всему, уже давно привлекало не столько счастье увидеть физиономии «гэбэровцев» и услышать их откровения, сколько интересовал сам процесс прорыва через оцепление. Толпа явно развлекалась: из недр ее слышались радостные взвизгивания девчонок и грубоватые шутки взрослеющих мальчиков.

Неизвестно, сколько времени могло бы продолжаться такое, вполне спортивное, противостояние, но дело решили примитивные технические средства. Видимо, в расчете на буйный контингент, мудрые архитекторы предусмотрели возможность перекрытия входов в тоннели прочными двустворчатыми решетками. Задача распорядителей, таким образом, сводилась к тому, чтобы на короткое время оттеснить напиравшую на них толпу за пределы секторов, в которых происходил поворот решеток, затем свести створки, и — дело в шляпе! Так и произошло, последовательно в каждом из туннелей.

По мере возникновения перед штурмующими явно непреодолимых преград, большинство из них смирялось, хотя и с некоторой долей огорчения, с необходимостью прекратить столь увлекательное состязание. Постепенно остывая и живо обсуждая перипетии только что завершившейся борьбы, они шумными стайками разбредались по лабиринтам огромного здания. Но около одного из уже запертых решеткой тоннелей остались спортсмены иного рода. Они относились к той категории людей, для которых главный интерес состоит не в соревновании мускулов, а в противостоянии администрации — любой, всегда, везде и по каждому поводу. Из таких, при наличии подходящих условий, нередко получаются революционеры. К этой компании примкнул и Тиоракис. Не исключено, что он был единственным из них, для кого главным призом борьбы была возможность присутствовать на самой встрече с сотрудниками ФБГБ. Для прочих основной задачей являлось принуждение администрации к той или иной уступке. Из принципа!

Было их, всех вместе, человек двадцать пять. Для начала они потребовали от распорядителей, находившихся с другой стороны решетки, позвать заведующего Клубным Залом. Распорядители отрицательно качали головами и нагло улыбались. Тогда фамилию заведующего стали скандировать в двадцать с лишним глоток. Тоже без особого успеха. В коридоре, правда, шуму было много, но пробиться в зал по круто поднимающемуся тоннелю и сквозь звукопоглощающие двойные двери эти вопли не могли. Попробовали раскачивать решетку. Это настолько озаботило распорядителей, что они пригрозили вызвать наряд полиции. Угроза была вполне серьезной. Она не только охладила наиболее горячие головы, но и способствовала сокращению группы инсургентов человек на десять. Церберы скептически и ехидно взирали через, казалось, непреодолимую стальную преграду на сокращающиеся ряды искателей справедливости.

Но тут один из наиболее инициативных и сообразительных молодых людей, находившихся с другой стороны барьера, заметил: в верхнем ярусе решетки прутья приварены таким образом, что на стыке створок образуют пространство, в которое можно попытаться протиснуться. Он тут же обезьяной взлетел под свод тоннеля и, извиваясь как червяк, действительно пролез через узкую щель. Стража была обескуражена, но что она могла поделать? Какая-то сила вдруг дернула Тиоракиса (с ним такое случалось), и он тут же, обдирая бока грубым железом и рискуя расколотить себе череп о мраморные ступени при спуске практически вниз головой с другой стороны решетки, повторил путь первопроходца. Когда третий студент вслед за Тиоракисом уже заканчивал преодоление препятствия, на верхних ступенях туннеля появился бригадир распорядителей. Это был кто-то из старшекурсников, а может быть, даже из младших преподавателей. Он, величественно сложив руки на груди, полупрезрительно осмотрел запыхавшийся от физического напряжения авангард правдолюбцев и мрачно произнес, обращаясь к своим подчиненным:

— Почему до сих пор не вызвана полиция? Здесь явное нарушение общественного порядка! Хотят люди посидеть в участке — нужно им помочь!

Тиоракис ничего не мог сказать за двух других находившихся рядом с ним смельчаков, но сам он вдруг остро ощутил, что, пожалуй, погорячился со штурмом решетки. Видимо, такие ощущения были не только у него, поскольку в коридоре перед туннелем к этому моменту осталось человек семь или восемь, не больше.

Насладившись произведенным впечатлением, бригадир распорядителей осмотрел поле боя и, убедившись, что от армии противника остались жалкие ошметки, неожиданно сменил гнев на милость.

— Ну, ладно, — сказал он, — вот этих, что остались, пропустите! Только, тихо чтоб!

Заветная решетка на несколько секунд раскрылась, пропустив гордых своей «победой» борцов к дверям зала. Коридор окончательно опустел.

* * *

Когда Тиоракис, наконец-то, умостился на одной из ступенек круто поднимающегося амфитеатра, от начала встречи прошло уже около получаса.

На сцене, на стульях, стоявших позади невысокого столика, сидело трое ничем не примечательных людей. Момент, когда их представляли аудитории, Тиоракис пропустил и поэтому понятия не имел, какое положение занимают эти лица в ФБГБ.

Один из них, видимо, уже довольно давно излагал достаточно хорошо известную Тиоракису по литературе и документальным фильмам историю создания отечественной секретной службы. Это разочаровывало: ничего сенсационного, захватывающего или хотя бы просто нового. Тиоракис даже порадовался, что не пришлось слушать с самого начала. Выступление, к счастью, быстро закончилось, и слово взял второй «гэбэровец». Он рассказал о своем участии в одной, ставшей по какой-то причине широко известной диверсионной операции времен Шестилетней войны. Тоже ничего нового. Об этой истории даже художественный фильм был снят, и Тиоракис его видел. Ну, правда, самому посмотреть на человека, о котором до этого знал только понаслышке, было интересно.

После этого сидевшие на сцене разведчики (или контрразведчики, или, кем они там были) предложили студентам задавать вопросы в письменном виде. По залу поплыли записки. Тоже ничего выдающегося:

— Кто, по-вашему, самый лучший наш разведчик?

В ответ — всем известная и растиражированная фамилия героически провалившегося шпиона (А что вы хотели? Чтобы вам действующего назвали?)