- Да, ты прислал вместе с открыткой. Принцесса. Маленькая золотая корона на обороте. Без подписи. Но было ясно от кого.

- Раньше, - хрипло бросает он, слизывает кровь с моего пальца, заставляя трепетать от бурной смеси жара и холода. - Гораздо раньше.

- Хватит, - заявляю сдавленно и резко вырываю руку из захвата. – Я устала от твоих странных игр. Все эти безумные традиции. Легенды прошлого. Ритуалы. Думаешь, реально поверю, будто чужая история любви настолько тебя завораживает?

Ахметов молчит. Его лицо не выражает ничего. Никаких эмоций. Ноль. Будь он облачен в напрочь закрытую глухую маску, вряд ли бы его чувства стали понятнее, вряд ли бы хоть что-нибудь изменилось.

- Но любви там не было, - продолжаю тихо. – Ненависть. Одержимость. Гордыня. Твой предок не мог простить женщину, которая вдруг посмела не ответить ему взаимностью. Бэлла проклинала себя за слабость, за то, что в итоге сломалась, уступив темноте. Это болезнь. Любовь выглядит совершенно иначе.

- Как? – вкрадчивый вопрос оглушает.

- Если ты любишь, то готов отпустить, - замечаю глухо. – Любовь – не цепи, а свобода. Когда по-настоящему влюблен, не станешь никого приковывать и удерживать в клетке. Будешь счастлив и в одиночестве, просто потому что…

- Ради любви убьешь, - обрывает мрачно.

- Нет… я не это…

Ахметов смотрит на мою руку. Усмехается. Тоже перевожу взгляд, вижу, как рана от шипа кровоточит, багровые капли срываются вниз на мраморный пол. Мигом подношу палец к губам, облизываю и стыну изнутри, лишь стоит снова встретить горящий взгляд. Щеки обжигает кипучая волна, когда понимаю, о чем размышляет этот псих, что именно представляет. Дьявол его раздери. А я какого черта о таком рассуждаю? Дура. Идиотка.

- Мне нужно идти, - шепчу, отдернув руку, сжимаю пальцы в кулак. – Пусти.

Ахметов только усмехается в ответ.

И правда смешно. Я что, спрашиваю у него разрешения выйти? Проход открыт, ничем не загораживается, значит, можно спокойно проследовать мимо.

Пулей вылетаю из потайной оранжереи.

Виски ломит от боли. Затылок наливается свинцовой тяжестью. Тело разбивает ледяная дрожь. Меня потряхивает из стороны в сторону. Ледяной вихрь закручивает желудок.

Бегом возвращаюсь обратно в свою комнату, даже не смотрю под ноги, спотыкаюсь несколько раз, чуть не растягиваюсь на ступеньках, лишь чудом удерживаю баланс. Добравшись до желаемого места, захлопываю дверь, закрываю на замок. Поворачиваюсь, прижимаюсь спиной к твердой поверхности, еще долго стою вот так, с трудом перевожу дыхание.

Иллюзия безопасности. Просто иллюзия. Если Ахметов захочет добраться до меня, то его ничто не остановит. Он любые преграды разнесет в момент. Как хищник настигнет цель.

Я должна сосредоточиться и найти верный путь. Должна выбраться из ловушки.

Сколько дней осталось в запасе? Два? Три? Начинаю серьезное сомневаться в том, что именно менструация охраняет мое тело от посягательств. Ощущение, точно это скорее формальность, видимость, а не реальный шанс на защиту.

То, как мужчина смотрит на меня. Как трогает. Весь его вид говорит о жажде. Буквально вопит. Рустам Ахметов дает возможность сдаться по доброй воле. Вот первое и последнее предложение. Лечь под врага, послушно раздвинуть ноги и принять судьбу.

Содрогаюсь, отхожу от двери, нервно сжимаю и разжимаю кулаки. Даже не знаю, что страшит сильнее: мысли о вероятных планах моего противника или абсолютно дикая реакция собственного тела.

Горячо. Слишком горячо. Везде.

Я бы решила, мне подмешали наркотики, но ничего такого точно не происходило. Я только вспомнила прошлое. Точнее даже не вспомнила, а приняла.

Мой детский друг Рустам и мой вечный враг Ахметов теперь единое целое. Больше нет трусливых побегов от объективной реальности.

Отлично. И что поменялось? Я слишком много думаю. Надо действовать. Собрать головоломку до конца, понять суть, добраться до истины.

Смотрю на свою ладонь с раздражением. Кровь никак не останавливается. Струится по пальцам, оплетает запястье, опоясывает. Шумно вдыхаю воздух, отправляюсь в ванную комнату, открываю кран, наблюдаю, как вода окрашивается в красный. Мысли разом улетучиваются.

Тревога захлестывает. Паника колотит изнутри.

Почему Ахметов сказал, будто уже отправлял мне розы? Нашим цветком всегда была именно лаванда. Нашим? Черт побери. Нашим?!

Достаточно. Возвращаюсь в комнату, падаю на постель, чувствую себя совершенно обессиленной и опустошенной. Палец продолжает кровоточить, но я не придаю этому особого значения.

Проклятый шип. Проклятые цветы. Проклятый Ахметов.

Единственное воспоминание, которое сейчас вызывает сомнения, относится к случаю в лесу, к тому моменту, когда Рустам гнался за мной, похищал, а после срезал веревки, мчался следом по заросшей тропе. Там я сильно путаюсь.

«Кис-кис. Кисонька». Мерзкий шепот. Коробит.

Ладно. Не важно. В ту далекую ночь точно не было никаких роз. До и после тоже не помню. Марат спас меня от своего безумного брата, возник из ниоткуда и увез прочь.

Что поменяется, если вспомню? Если вырву из тьмы новый фрагмент? Ничего. Ровным счетом ничего не изменится. Враг. Убийца. Безжалостный мясник. Он мне никто. Никто. Чужой мужчина, которого до одури ненавижу.

Я сама не замечаю, когда проваливаюсь в тревожный сон. Истерзанный разум в секунду отключается, погружается во мрак. Застывая на краю сознания, кожей ощущаю: все уже изменилось. Навсегда. Я больше не могу ненавидеть Рустама Ахметова как прежде. У меня теперь физически это не получается. Вся моя суть протестует. Плоть предает.

Я выхожу из школы. Иду вперед, едва разбирая дорогу.

Мой друг Артур до сих пор в больнице. Надеюсь, врачи ему помогут, вылечат, чтобы он снова мог ходить в музыкальную школу, чтобы опять играл на скрипке. Я попросила папу помочь, найти лучшего доктора, только бы парню помогли восстановиться полностью. Я верю, шанс есть. Всегда. Просто не для меня.

Артур не хочет со мной общаться. И я его понимаю. Он пострадал по моей вине. Рустам Ахметов бешеный зверь. Напал на моего друга. Избил, переломал ему пальцы, лишь потому что бедный мальчик находился рядом со мной. Это несправедливо и жестоко. Ахметов разрушил чужую мечту, отнял возможность играть на скрипке.

Почему этот монстр преследует меня? До моего восемнадцатого дня рождения ещё четыре года. Устал ждать? Требует расправы? Нет, ему нравится загонять жертву в угол. Знаю, чувствую. Он давно за мной следит. Очень долго. Из виду не выпускает, идет по пятам. Ближе и ближе. Я не замечаю его, не нахожу взглядом. Но я четко ощущаю его тяжелое дыхание на коже.