В первой половине XVII в. пушкари были освобождены от тягла. В локальных актах 1649 г. говорилось, что те служилые люди, которые «сидят в лавках», «с торгов своих промыслов потому ж платить таможенный пошлины, а с лавок оброк, а с посадскими людьми тягла не платить и служеб не служить»[624].

Пушкари, а также их домочадцы и родственники в судебных делах были подчинены Пушкарскому приказу. Не только дисциплинарные и судебно-полицейские дела в пушкарских слободах фиксировались в книгах, но и правовые и уголовные.

Судный стол ведал служилыми людьми пушкарского чина. В этой инстанции разбирались как уголовные, так и гражданские дела (грубое нарушение поруки, пропажа имущества, «винные и табашные торговли», убийства, земельные иски и т. д.). Самый ранний из документов судного стола относится к 1629 г. В начале октября 1629 г. засечный сторож Тульской Корницкой засеки С. Руднев бил челом в судный стол приказа, жалуясь на то, что «нынешние полковые и осадные воеводы» чинят ему и служилым людям «налог, обиды и продажи», а до этого, отмечает С. Руднев, судили их «в судных исках на Москве в Пушкарском приказе». Дьяки среагировали быстро: 15 октября, рассмотрев жалобу, они уже набросали черновик грамоты тульскому воеводе, в которой указали: «…ты б на того засечного сторожа Савку Руднева перед собою управы никому ни в каких исках не давал… и продаж ему и убытков в том не чинил, а кому до него какое дело не в великих исках… управу дают засечный голова да приказчик, а кому будет дело в больших исках, и те б… нам бить челом об управе на Москве в Пушкарском приказе»[625].

Не только служилые люди пушкарского чина были подсудны Пушкарскому приказу, но и их жены и родственники[626]. Судный стол составлял высшую судебную инстанцию и разбирал дела о «больших исках». Дела о «малых исках» рассматривались в низших инстанциях – приказных и съезжих избах.

В архиве Пушкарского приказа хранятся несколько интересных судебных дел. Следует в качестве примера привести судное дело 1692 г. по челобитью елецких пушкарей на елецких стрельцов по поводу земельного спора[627]. Было опрошено большое количество свидетелей («всего в сыску 164 человека»), большинство из которых утверждали, что «стрельцы тою землею не владели, толко де у них была старая выпись, и та де выпись згарела… лет с сорак»[628]. Был произведен «большой повальный обыск» с соответствующими запросами в архивы приказов, в результате чего судья Пушкарского приказа Урусов «со товарищи» установили: ранее вместо денежного и хлебного жалованья елецким пушкарям были выделены «пашенная земля, и леса, и дубравы, и сенные покосы, и всякие угодья… и тою землею они, Елецкие пушкари, с теми стрельцами вместе и заодно общей выписи по сей год владели»[629]. В результате волокиты принято решение отмежевать земли.

Государевы пушкари несли два вида службы, «домашнюю» (в своей слободе и родном городе) и «отъезжую» (походная и посылочная командировки в уезды страны). Последняя, в свою очередь, по времени различалась на «временную» (от нескольких дней до нескольких месяцев) и «годовую».

В военное время по распоряжению Пушкарского приказа часть из них направлялась в армию, в составе которой пушкари подчинялись начальникам артиллерии – пушкарским головам. Оставшиеся в городе, согласно росписным спискам, на случай осады посменно дежурили у своих орудий и следили за их исправным состоянием. В описях укреплений пушкари, затинщики и воротники всегда указывались вместе с их родственниками[630]. В тех городах, где не было воротников и кузнецов, пушкари выполняли их обязанности – чинили лафеты, дежурили на воротах. В мирное время пушкари, входящие в гарнизоны, должны «быти… у наряду, у пушок и у пищалей неотступно день и ночь»[631]. В случаях, если «про приход государевых недругов вести учинятся», т. е. когда станет известно о приближении неприятелей, воеводам предписывалось «наряд по городу велети поставить, и пушкарей к наряду и на поворот черных людей росписать»[632].

В период службы у орудий у пушкарей были специальные инструменты, необходимые для стрельбы, – банники и вишеры для очистки ствола, затравки и фитили, шила и натруски. Из личного орудия в документах фиксируются пищали, бердыши, копья, ножи[633].

К походам с «Большим государевым нарядом» (1632–1634 гг., 1654–1656 гг.) участвовали московские пушкари. Если учесть, что в 1629 г. в Москве было всего 318 пушкарей, а в 1633 г. под Смоленск послано 164 пушкаря, то можно легко заметить: в походе принимали участие более половины из всего московского корпуса пушкарей. К концу неудачной осады в живых из них осталось 130 человек (в том числе 28 раненых и больных)[634].

В походах 1654–1667 гг. у орудий «Государева Большого наряда» и полковой артиллерии находилось более половины всех московских пушкарей – по одному на полковое и по три пушкаря на осадное орудие. Вместе с пушкарями в поход шли кузнецы и плотники «для поделок у наряда». К обслуживанию орудий приписывались также «посошные люди».

При Алексее Михайловиче, когда начались реформы по унификации стрелецкой, солдатской и драгунской артиллерии, половина от общей совокупности пушкарей была привлечена для обслуживания полковых орудий – во время полугодичных командировок они записывались в состав полков и «были у полковых дел беспрестанно».

Для обучения меткой стрельбе в цель устраивались специальные артиллерийские смотры. Стрельбы производились по срубам с бревенчатыми стенами, насыпанными землей. По случаю праздников или приезда иностранных послов производились торжественные смотры служилых людей[635].