— Нам лучше отдать его, — он произнёс эти слова с дрожью в голосе, понимая, что наступает на старые грабли. — Ну, в самом деле, зачем нам смотреть, как Гена умирает? Он, конечно, урод, но всё равно жалко…

— Жалко? — Борис подступил к Кеше, пихнул его кулаком в грудь. — А Прапора тебе не жалко, а? Знаешь что, заступник херов, лучше не беси меня! Просто свали куда-нибудь, чтобы я тебя не видел!

Кеша насупился, отошёл в сторонку, жалея, что решил заступиться за Гену. В случае с бабой Шурой ничего не получилось, так с чего он возомнил, что сейчас получится? И вот итог всей это глупой затеи: подставился в очередной раз.

— Отдайте! Отдайте! — с агрессивной жадностью требовали сумеречные люди.

Гена дёрнулся, с хрипом втянул в лёгкие воздух, а на выдохе его тело обмякло, сердце остановилось.

— Вы пожалеете об этом! — хором заорали бесцветные. — Я был с вами очень терпелив, но моему терпению пришёл конец!

Из песка вылезли четыре огромные, похожие на обезьяньи, лапы. Они схватили тело Прапора, и принялось рвать его на части с такой лёгкостью, словно оно было бумажным. В сторону Бориса и Виталия полетели оторванные руки, ноги, голова, растерзанный торс.

— Как вам это нравится, а?! — кричали сумеречные люди.

— Тварь! — процедил Борис.

Виталий скривился. Несколько секунд он боролся с рвотными позывами, но потом его всё же вырвало. Кеша отвернулся от периметра, зажмурился и принялся судорожно шептать:

— Хесс, прости меня. Я пытался. Ты сам видел, что я пытался, но у меня не получилось. Прости, прости… Их осталось всего четверо и я всё сделаю, чтобы они стали твоими. Всё, что потребуется…

Сумеречные люди растворились в воздухе. Метрах в пятнадцати от периметра песок вздыбился, чёрный холм вырос до размеров пятиэтажного дома, а потом из песка начала формироваться паукообразная тварь с множеством лап. Из корявой, будто вылепленной неумелым скульптором массивной туши, выползли десятки голов на длинных тонких шеях. Это были головы Зои и бывших жителей деревни. Шеи вытягивались, перекручивались, рты кривились, скалились. Похожие на рыбьи глаза, глядели с лютым презрением. Медленно переставляя лапами, чудовище двинулось к границе — в каждом движении сквозила мощь.

— Господи! — выдохнул Виталий, прижавшись к забору. — Для меня это уже слишком.

— То, что там, не может оказаться здесь! — выкрикнул Борис, чтобы подбодрить не только приятеля, но и себя. — Пойдём скорее в дом, Виталя!

— Не могу, Борь, — пожаловался тот. — Ноги, как ватные. Вот-вот рухну.

— Давай помогу.

Борис перекинул руку приятеля через плечо и повёл его к зелёному дому. Он настойчиво внушал себе: «Мне не страшно! Я не боюсь!..»

Чудовище подступило к невидимой преграде. Шеи вытянулись, одновременно раскрылись десятки ртов.

— Шутки кончились! — заревел монстр. — Вы очень, очень меня разозлили! А я хотел с вами по-хорошему!

— Мне не страшно! Я не боюсь! — Борис не заметил, как принялся озвучивать свои внушения вслух. — Мне нихрена не страшно!..

Десятки голов захохотали — звук походил на скрежет железа.

Борис с Виталием зашли во двор. За ними, опасливо озираясь, последовал Кеша.

— Ну, куда же вы? — насмешливо прогудело чудовище. — Решили спрятаться? Трусливые твари! Скоро вы все станете моими! Все!

Когда Борис, Виталий и Кеша поднялись на крыльцо, распахнулась дверь.

— Скорее, заходите! — призвала Марина, стараясь не смотреть на чудовище.

Они ввалились в прихожую, обессиленно сели на лавку возле стены. С улицы продолжало доноситься свирепое рычание:

— Все будете мои! Я сведу вас с ума, и вы сдадитесь!.. Шутки кончились, никаких больше уловок и уговоров!.. Теперь только страх!..

— Воды, — попросил Виталий, тяжело дыша.

Марина сбегала на кухню, вернулась с кувшином с берёзовым соком. Виталий осушил половину кувшина.

— Это было и правда жутко, — Борис попытался придать голосу бодрости, но вышло у него не очень.

— Я всё видела в окно, — призналась Марина. — И то, что с Прапором случилось, тоже видела. Заставила Капельку под кроватью спрятаться, а сама смотрела, как идиотка, хотя самой спрятаться хотелось.

В дверном проёме, который вёл в гостиную, показалась Капелька. Она выглядела растерянной, испуганной. В её глазах отчётливо читался вопрос: «Что случилось на этот раз?»

Что случилось. Борис вспомнил, как чудовищные лапы раздирали труп старика на части, и с трудом сдержал рвущийся из груди стон. Нынешняя ночь забрала шестерых: Кирилла, Прапора, Гену, Валерия и Веронику, бабу Шуру. Борис и себя ощущал сейчас наполовину мёртвым. Вызванная злостью бравада прошла, и он вдруг осознал, что всё это время его надежда на спасение была ложной. Обманывал сам себя. Складывал кусочки мозаики в попытке отсрочить неизбежное. Он взглянул на Капельку, потом на Марину и подумал, что скоро ему придётся сделать то, что недавно совершил Прапор. Виталий не решится. Этот похожий на хомяка олух — тем более. Так что придётся взять страшную миссию на себя. Кто-то же должен. Жаль нет яда, который все могли бы принять одновременно. И пистолет старика, кажется, остался за периметром.

Бориса ужасали эти мысли, они подталкивали к пропасти безумия, но не думать о логичном исходе он не мог. Всё бы отдал, чтобы искорка надежды вновь вспыхнула, однако та, похоже, угасла безвозвратно. Обманывать себя больше не было сил. Сдался.

— Вы будете мои! — ревело многоголосое чудовище. — Уже скоро!.. Очень скоро!..

— Ошибаешься, — прошептал Борис, после чего поднялся со скамьи и прошёл в гостиную, слегка потрепав Капельку по голове. Он решил хотя бы внешне не показывать своё отчаяние.

Глава двадцать четвёртая

Время тянулось ужасно медленно. Борису казалось, что правила этого проклятого мира изменились, и ночь никогда не кончится. Один раз он выглянул в окно и увидел, как по чёрному песку ползают покрытые язвами и глубокими ранами гигантские младенцы. Они ревели, точно доисторические ящеры, широко раззявив рты с акульими зубами. Борис тут же пожалел, что поглядел в окно, от этого зрелища его замутило. Он плотно задёрнул занавески, и остаток ночи просидел в кресле, изнывая от тяжких мыслей.

Утром пустыня поглотила дома Гены, Прапора, бабы Шуры… Остался лишь зелёный дом и небольшая территория вокруг.

Молча попили чай, после чего вырыли могилу возле наполовину обрезанного периметром сарая и похоронили бабу Шуру. Виталий установил крест, который он не слишком умело смастерил из досок.

— Наверное, нужно что-то сказать, — вздохнула Марина, прижимая к себе Капельку и печально глядя на могилу.

Но никто не произнёс ни слова. Борис поглядел на Марину, на Капельку, на Виталия и ощутил чувство глубокой вины. Ему было больно из-за того, что он не может им