Эти две недели, которые я была в законном отпуске, а Рафа на больничном (заметьте – оплаченном), были самым лучшим временем моей жизни. Спать ложились мы около четырех ночи, а до этого рассказывали друг другу о себе, своих семьях, друзьях и смешных историях, произошедших с нами. Просыпались около двеннадцати и шли готовить себе завтрак. Иногда выбирались в парк или просто бродили по городу. Врач посоветовал побольше гулять и проветривать легкие.

Рана Рафы зажила так быстро, что мы и не заметили, хотя каждые шесть дней мы ездили в больницу на осмотр. На плече парня осталась видна лишь розовая полоска, а не кровавый шрам, как представляла себе я, вспоминая кадры из боевиков.

Бонд еще раз попросил меня встретиться с Невским и лицом к лицу рассказать ему о нас. То, как поступила я, по мнению Рафы, было немного по-детски, а ведь мы все уже взрослые люди. Я лишь безразлично пожала плечами, дескать, как хочешь, милый. Но в глубине души знала, что мне рано или поздно действительно пришлось бы положить конец нашим с Игорем глупым играм.

Когда в субботу я приехала к себе домой, чтобы взять чистую одежду и бросить в стирку грязную, я послала Невскому сообщение: «Мне нужно с тобой поговорить. Приезжай сейчас, если сможешь». Позвонить ему у меня не хватило сил. Меньше всего мне хотелось, чтобы мой голос звучал виновато и потерянно. Возможно, в том, что я по-настоящему влюбилась первый раз за 25 лет, моей вины не было. Но Невский же в каком-то смысле все еще считает меня своей девушкой и даже имеет желание переехать ко мне. Чтобы быстрее добираться в офис.

От звонка в дверь я непроизвольно вздрогнула, потому что задумалась о том, что мы сегодня с Рафой будем готовить на ужин – равиоли или плов.

Даже не удосужившись посмотреть в глазок, я отперла все замки и отшатнулась. На пороге стоял Игорь в какой-то неестественной позе: одна рука лежала на косяке напротив уровня его глаз, другая была на поясе. Все тело замерло в изгибе. Глаза были хитро прищурены, и на губах играла лукавая улыбка.

О нет.

Он, видно, подумал, что я буду извиняться за то, как отвратительно бросила своего кавалера в том милом ресторанчике.

– Привет, Игорь, – неуверенно промямлила я и скрылась в глубине квартиры.

Быстро обшарив полку с дисками, я достала несколько его CD и DVD, затем умчалась в спальню и выудила из недр шкафа пару черных мужских носков.

– На, – коротко пояснила я и всунула Невскому найденное мною барахло, – это твои вещи.

Улыбка тут же превратилась в полуоткрытое «о», а глаза стали выражать непонимание.

– Зачем? – быстро заморгал Невский и нахмурился.

– У меня есть другой.

На лице моего собеседника не отразилось ни гнева, ни ярости, на даже печали. Одно лишь недоверие.

Я зло усмехнулась.

Я что, такая замухрышка, что у меня не может быть еще одного поклонника?

– Есть, есть, – зачем-то заверила я Невского, – и мне пора. У нас скоро ужин. Прощай, Игорь. Удачи тебе и всего хорошего.

Мой гость покрепче сжал свои манатки и ретировался. Переступая порог, он обернулся, вроде как дал мне последний шанс вернуть его, ненаглядного, в мою жизнь. Когда я лишь сдержанно помотала головой, надежда в его серых глазах сменилась разочарованием, а потом и неким подобием печали.

Теперь ему заново нужно будет искать себе девушку, и желательно такую, которая живет недалеко от его офиса.

Когда я вернулась домой к Рафе и рассказала ему короткую эпопею «Прощания с дубом», парень предложил еще раз отметить мой день рождения. Я вмиг согласилась и стала названивать сестрам Сотниковым. С той памятной пятницы я еще их не видела, зато успела рассказать обо всех приключениях по телефону. Девчонки ужасно обрадовались тому, что я наконец-то познакомлю их с моим рыцарем. Разу-меется, я раз двести сорок повторила, что Рафа спас мою жизнь, загородил меня собой, как будто я была Путиным или Бритни Спирс.

Праздничный ужин получился просто чудесным. Мы с Бондом решили, что отметим его дома, конечно, у него. Около девяти вечера пришли Олеська и Надька с бутылкой мартини и шампанским. Первые полчаса мои подружки молчали как «русиш партизанен», видимо, так их поразил мой парень и то, каким галантным он был. То, что его плечо все еще было забинтовано, не помешало ему вежливо отодвинуть стулья для сестер, разлить вино по бокалам гостей и делать подобные вещи, которые полагаются по этикету.

Немного позже Олеська и Надька пришли в себя и стали трещать как две сороки на базаре. Главным образом они высказывали свои мысли об «этой скотине и гадине Милой» и романтичном поступке Рафы. Когда настал час прощания, Сотниковы как по команде сделали глаза уличных щенков и стали молить о том, чтобы Бонд познакомил их с парнями из клуба.

«Я посмотрю, что смогу сделать», – расплывчато пообещал Рафа, и сестры, довольно кивнув, удалились, показав мне перед уходом четыре больших пальца.

Как это замечательно, когда твой любимый и друзья хорошо ладят между собой!

Но все хорошее, как известно, проходит. Пятнадцать дней дуракаваляния и ничегонеделания вовсе не вызвали во мне желания снова пойти на работу, но выхода не было. Я же не могла быть приживалкой или домохозяйкой. Чего уж там таить, Рафа был намного хозяйственнее меня.

Рафе тоже скоро пришлось выйти на работу, потому что его больничный заканчивался и снова начинались трудовые будни. Вот тогда нам пришлось туговато. Дело в том, что наши рабочие графики совершенно не совпадали.

Я просыпалась около шести, красилась скромно, завтракала и уносилась на работу. Приезжала около семи вечера, тогда как Рафа уезжал в «Наиму» около пяти, если перед этим у него не было «Джима». И возвращался около двух ночи. Нормально мы виделись лишь в выходные, но у Рафы он был только один, и то в среду. Парню пришлось попотеть, чтобы уломать Илону Давыдовну перенести его выходной на воскресенье.

Как-никак Рафа был одной из самых ярких звезд «Наимы». Что не могло меня не раздражать. Да, да, я знаю. Я духовно низкий и морально разлагающийся человек, потому что мне не нравится тот факт, что мой парень стриптизер. А вам бы понравилась ситуация, когда десятки и сотни девушек пускают слюни, видя его на сцене, тянут свои когтистые ручищи, чтобы к нему прикоснуться, а некоторые даже пристают! (Этого я никогда не видела, но уверена, что подобные сцены имели место быть.)

Я на сто девяносто процентов уверена в лояльности моего Бонда, но мне бы хотелось, чтобы голым (ну, почти голым) видела его только я. По мне так вполне законное желание.

Вслух я, само собой, не высказывала эти мысли. Не хотела, чтобы Рафа считал, будто я попрекаю его или распоряжаюсь его жизнью как своей. Для этого мы должны прожить вместе минимум год или полтора.

К моему удивлению, Рафа сам завел об этом разговор. По его словам, это только работа. Конечно, довольно прибыльная, да и привык он к ней. Но наши отношения он ставит на самое первое место и не хочет, чтобы мы перестали нормально общаться и видеться из-за нестыковки наших графиков.