— Только попробуй, и я тебе самому такой укол сделаю, —пообещал Граф, выходя из комнаты.

Он вышел в соседнюю комнату. Долго стоял, колеблясь, потомнаконец поднял телефон и набрал номер:

— Это я, — сказал он, — у нас ничего не получается.

Ему никто не ответил, и он несколько обеспокоенно повторил:

— Ничего не получается.

— Вы все пробовали?

— Даже оторвали конечность у этой куклы, — сказал Граф, —ничего не выходит.

— Ладно, — раздраженно сказал Наблюдатель, — вечно тымельтешишь. Ничего сделать нормально не можешь.

— Он восточный человек. Упрямый, как баран, — попыталсяоправдаться Граф.

— Значит, нужно придумать что-нибудь новое, — посоветовалНаблюдатель, — я сам приеду к тебе ночью и обмозгую с ребятами, как нам быть.

Поздно ночью Хашимбек снова пришел в себя. Боль ещенапоминала о себе неутихающей огненной мукой в голове и по всему телу. Но ужене было такого пронзительного шума в ушах. Он с трудом приподнял голову,увидел, что у него уже нет ноги. Увидел и почему-то усмехнулся. Он был доволенсобой. Он не посрамил своих предков. Они увидятся на том свете и будут довольнымужеством правнука. Теперь эти сволочи ему ничего не сделают. Даже если отрежути вторую ногу.

Он снова увидел стоявшего над собой врача. Тот наклонился кнему и тревожно спросил:

— Как вы себя чувствуете?

Хашимбек усмехнулся. Его глаза горели радостным огнем. Онвсе равно победил этих сволочей. Он все равно победил…

В этот момент в комнату вошли еще двое, и врач быстро вышел.Один из вошедших был Граф, другой — солидный мужчина, явно имевший правозадавать вопросы и Графу, и всем, кто находился в этом здании. Никогда раньшеХашимбек его не видел, но по осанке и повадкам понял, что тот стоит гораздовыше, чем Граф. Незнакомец сел на стул перед ним, а Граф встал рядом.

— Вот ты какой, Хашимбек, — без тени улыбки сказалнезнакомец. — Ты молодец. Настоящий мужчина. Поверь, что, если бы мог, я быпрямо сейчас отпустил тебя.

Хашимбек по-прежнему молчал. Теперь будут уговаривать, решилон. Но он ошибался…

— Я не буду с тобой торговаться, — продолжал незнакомец, —ты все равно отсюда не должен выйти. Но я предлагаю тебе рассказать то, что намнужно.

Пленник закрыл глаза, словно давая понять, что приемокончен. Но незнакомец не унимался.

— Ты сильный человек, — сказал он, — и мы знаем, что сломитьтвое мужество невозможно. Ты настоящий мужчина. Но ты должен понять и нас. Мыобязаны узнать, кто и зачем похитил нашего друга. Поэтому мы сделаем все, чтобыты рассказал это. Мы не остановимся ни перед чем. Ты понимаешь, Хашимбек, ниперед чем.

Хашимбек открыл глаза и посмотрел на своего мучителя. Потомпрезрительно скривил губы и снова ничего не сказал.

— Мы не остановимся ни перед чем, — упрямо повторилнезнакомец и, обернувшись к Графу, приказал: — Пусть приведут. Только сними снего наручники.

— Он опасен, — покачал головой Граф, — нельзя этого делать.

— Куда он убежит с одной ногой, — усмехнулся Наблюдатель, —да еще и в таком положении. Сними с него наручники. Он все правильно поймет.

Граф подошел и отстегнул наручники. Хашимбек не мог самопустить руки, и Граф просто положил их на постель, рядом с телом. После чеговышел из комнаты. Затекшие руки тупо болели, и Хашимбек невольно пошевелил ими,стараясь разогнать скопившуюся кровь. В этот момент дверь открылась, и в комнатувошел Граф. А следом…

Даже появление ангела или дьявола уже не могло испугатьХашимбека. Но следом за Графом в комнату вошел его сын. Его маленькийдесятилетний Мурад, увидев которого отец даже всхлипнул от неожиданности.

— Отец! — Ребенок бросился к нему. Упал на постель,заплакал.

Хашимбек ненавидящими глазами посмотрел на своих мучителей.Они нашли его самое уязвимое место. Они ударили так, что он не сможет теперьостаться мужчиной. Он опозорит свой род. Но чтобы его род существовал, ондолжен сохранить жизнь своему сыну. И опозорить свой род.

Он чуть приподнял ладонь и дотронулся до головы сына. Как онмечтал о сыне, как он хотел наследника своего рода. После трех дочерей у негонаконец родился сын. И теперь он должен выбирать.

— Все хорошо, — выдавил он первые слова за этот день, — всехорошо, — он сказал их на родном для них языке. На том самом, на котором егомать пела ему колыбельные песни. И который слышал и его сын с самого рождения.

— Отец, — плакал мальчик, — мне сказали, что ты ранен.

Хашимбек кивнул головой Наблюдателю. Он понял, чтонаходившийся в комнате бандит проявил не меньшее благородство. Он не сказалмальчику, что его отец захвачен, чтобы не пугать его раньше времени. И снялнаручники, чтобы мальчик ничего не узнал.

— Поцелуй меня, Мурад, — сказал он с небывалой нежностью.

Мальчик припал к его заросшей щеке.

— Всегда помни о чести нашего рода, — строго напомнилХашимбек и кивнул Наблюдателю, давая знак, чтобы сына увели.

Граф вывел мальчика из комнаты. Наблюдатель холодно посмотрелвслед.

— Ты восточный человек, Хашимбек, и знаешь, что такое семья,— бесстрастно сказал он, — и знаешь, что такое слово вора. Даю тебе слово, чтос головы мальчика не упадет ни один волос. Но ты должен нам сказать — кто изачем похитил Тита.

— Я верю тебе, — выдавил Хашимбек, — верю.

И вдруг от пережитого потрясения он заплакал. Беззвучно истрашно, как плачут сильные мужчины. Потом закрыл глаза, снова открыл их.Теперь он был подлецом и предателем, и предки с ненавистью будут упоминать егоимя. Но зато Мурад будет жить. Но как он будет жить с клеймом предателя? Какбудет жить на земле сын человека, отец которого опозорил свой род? Старики вгорах скажут, что такой отец не имел права иметь сына, и будут правы. Значит,он обязан молчать. Но мальчик…

Как он мечтал о сыне, как он о нем мечтал. Если сейчас онпроявит слабость, то сын когда-нибудь узнает, что его собственная жизнь былакуплена путем позора отца. И никогда не сможет смыть с себя этот позор. Нет,так делать нельзя.

— Я жду, Хашимбек, — негромко сказал Наблюдатель.

— Ираклия можете не искать, — сказал только то, что могсказать Хашимбек, — я его сам убил и сам закопал. Больше я вам ничего не скажу.Можете убить моего сына вместе со мной. Но меня позже. Я должен все знать ещепри жизни.

Наблюдатель как-то неопределенно мотнул головой и молчаподнялся. Потом посмотрел на измученного пленника.