Бесс, подумал я, поморщившись от воспоминания о том, как хватал ее Раш. Ей не удастся сбежать от него во второй раз.

– Пока присяжные не вынесут решения, мой дядя не может позволить, чтобы люди считали, что он пренебрегает своими обязанностями.

Лорд Кэрью приподнялся со стула.

– Ваши документы, сэр. Мои слуги уже забрали из комнаты ваше оружие, – сказал он, и я вспомнил, что в тот вечер обратил внимание на то, как много было в доме слуг-мужчин.

Мы не можем с этим согласиться, – намекаю я, посмотрев на Уилла, однако он не обращает внимания на мой взгляд. Вместо этого он лезет во внутренний карман дублета за документами, бурча под нос извинения за неудобства, которые предоставил лорду Кэрью.

Этому обмену репликами положил конец подошедший слуга, и ужин мы закончили в неловком молчании, словно и не застряли в этом капкане, абсолютно беззащитные, пока Раш и Грейс готовятся сделать следующие свои шаги.

Мои воспоминания прерывает Альтамия:

– Я осмотрю и эксгумированные тела предполагаемых жертв ведьм.

– Нет. Тогда вы выставите себя чересчур явным противником. – Я вспоминаю, как улыбалась тем вечером Грейс, радуясь тому, что победила. Без всяких сомнений она представляла, что мы с Уиллом сбежим, но я не собираюсь оставлять ни Персиваля, ни этот город в руках Грейс и Раша. Я предпочитаю проводить ночи на кладбище в поисках истины.

Глаза Альтамии вспыхивают.

– Женщин пытают и убивают без всякого повода. Я не собираюсь уходить в тень, пока у меня есть возможность им помочь.

– Это слишком опасно, – предупреждаю я, задумываясь, с какой вероятностью Бесс постигнет та же участь, что леди Кэтрин.

– Я не отступлю, – возражает Альтамия. – Впрочем, может быть, у вас есть план получше. Нам надо поспешить, – добавляет девушка, с улыбкой признавая мое поражение.

Пока я одеваюсь, она шагает по деревянному полу.

– Снова тренировались? – спрашивает Альтамия, придвигаясь достаточно близко, чтобы провести пальцами по шрамам у меня на спине.

– Детское наказание, – отвечаю я, вспоминая жалящую боль от папиного кнута. – От отца.

– За что? – вопрошает она, и, не удержавшись, я льну к ее руке.

– Решил, что я собираюсь сбежать. – Когда мне было десять лет, я попытался разыскать кладбище, на котором была похоронена моя мама. Это было глупой затеей. Я не знал, как ее зовут, и по прошествии стольких лет ее песня превратилась в едва различимый шепот. Стивенс догнал меня, не успел я пройти и пары улиц. А потом отец выбил из меня всю смелость.

– Пойдем. Пока нас не застукали. – Я оборачиваюсь слишком быстро, и, споткнувшись, она падает в мои объятия. Наши лица сближаются. – Я попалась, – шепчет она, и я сдерживаюсь, чтобы не прижаться к ней.

Мои подозрения – молчаливая обида, которую я несу в себе, и мне не хватает слов, чтобы сгладить возникшую неловкость. Меня спасает звук чьих-то шагов. Дом медленно просыпается, и мы выскальзываем из комнаты, пока нас не начали искать.

Крепко обняв меня сзади, она прижимается лицом к моей спине, пока мы едем верхом в город. У меня возникает искушение скакать подольше, чтобы продлить эти ощущения.

Мистер Уилсон еще не до конца проснулся, но мой неожиданный приезд действует на него ободряюще. Заметив позади меня Альтамию, мужчина вдруг мрачнеет.

– Сэр, я приехала сюда для того, чтобы высказать свое мнение, – объясняет она, когда он жестом указывает на приемную. Мужчина переводит взгляд с меня на нее, и борода его топорщится от негодования, когда я не делаю Альтамии никаких замечаний.

Клементс выглядит так же, как и в прошлый раз. Мистер Уилсон показывает его Альтамии перед тем, как отвести нас к остальным мертвецам. Она сжимает кулаки в кожаных перчатках, скользя глазами по Клементсу.

Мистер Уилсон указывает на тело, лежащее в углу:

– Мэй Гиббонс. Она была найдена мертвой возле своего дома три месяца назад, причина смерти неизвестна. Ее супруг полагает, что Джейн Фойли наслала на нее своего фамильяра, чтобы уничтожить.

Альтамия прикусывает язык, когда опущенное покрывало обнажает цветущую молодую женщину. Миссис Гиббонс покрыта белым саваном, напоминающим паучий шелк.

Ария миссис Гиббонс начинает переплетаться со словами, которые произносит мистер Уилсон.

Крик. Занесенный кулак. Буря, от которой я так и не смогла укрыться. Мой муж до тех пор, пока смерть не разлучит нас. Расставание, о котором я умоляла. Мои плечи навсегда придавлены тяжестью того, кто лишил меня молодости. Груз, который я несла, чтобы моим детям было легко.

«Дети», – напевает она, и ее песня – это протянутая рука, которую я не могу взять в свою. Мое дело – шантаж, а в послании миссис Гиббонс нет ничего, что я мог бы использовать против нее. Общество смотрит на подобное обращение с женщинами сквозь пальцы и отвернувшись. Как и я сейчас. Печальные обвинения затихают, как только я снова переключаю внимание на коронера.

– Обратите внимание на эту отметину. – Мистер Уилсон указывает на красный узор, расплывшийся вокруг шеи миссис Гиббонс. – Вот отсюда из нее высосал жизнь фамильяр Фоули.

Он делает шаг в сторону, чтобы позволить Альтамии рассмотреть его поближе, и подмигивает мне поверх ее головы.

– Я с таким сталкивалась, – кивает ему девушка. – В нее ударила молния.

Он смеется.

– Вы ошибаетесь.

– Хирург Томас Брюгис описывает подобный случай в своей книге «Vade mecum», – настаивает она.

– Я о нем слышал, – бормочет он, хотя в его подсобке нет почти ни одной книги.

– Значит, вам должен быть знаком случай, с которым он столкнулся, когда расследовал внезапную смерть одного юноши. Он обнаружил, что удар молнии оставляет на коже узор, похожий на листья папоротника, – говорит Альтамия.

Мне приходит в голову, что мой талант слышать мертвых и ее занятие таксидермией делают нас обоих в каком-то смысле хранителями покойников. В этот момент мне становится стыдно, что я не добился в этой области большего. Я – не более чем скряга, коллекционирующий жалобы усопших. Я ведь даже ни разу не попытался добиться для них справедливости. Удивленный тем, что у меня между пальцами болтается нитка, выдернутая из плаща, я вздрагиваю. Завязав нить в петлю, я бросаю ее на пол, вспомнив о своей матери, к которой, если Уилл прав, я всю свою жизнь относился несправедливо, отгоняя от себя любые воспоминания о том, что она мне даровала. Тем не менее даже если мне удастся узнать ее имя, эту потерю не вернуть.

– Вы слишком много знаете для женщины, – поджав губы, хвалит ее мистер Уилсон.

– Я много знаю о смерти, – отвечает Альтамия, и я сдерживаюсь, чтобы не встать между ними. Она слишком себя выдает, однако не обращает внимания на мой предупреждающий взгляд. – Мой дядя был хирургом. Он научил меня всему тому, что знал сам, – объясняет Альтамия, а затем поворачивается, чтобы осмотреть другие тела, которые, как утверждает мистер Уилсон, принадлежат жертвам колдовства. –