Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сделал всё быстро, и всё же кожу под клапаном обожгло холодом. А сразу вслед за тем – тепло, тепло, тепло.
Я заплакала.
– Давай, девочка. Скоро станет легче. Идём.
И мы пошли.
Омилия. Нити
Двенадцатый месяц 724 г. от начала Стужи
Местечко за шкафом было лучшим в библиотеке – достаточно далеко от чужих глаз, достаточно близко к высокому окну, чтобы здесь было достаточно светло днём и свежо – вечером. Обычно его занимал Биркер. Обкладывался стопками книг, ворохом бумаг – и Омилия всегда знала, что он там, заранее, потому что этот угол становился как-то особенно, одушевлённо тих… Как будто Биркер не просто сидел тихо – а добавлял к уже имеющейся в библиотеке собственную, ни на что не похожую тишину.
Но в последнее время он бывал здесь редко, видимо, предпочитая проводить время в любимой беседке.
Полновластное обладание укромным уголком не радовало Омилию. Она вспоминала встречу с Биркером у дверей отцовских покоев, и от этих воспоминаний веяло смутной тревогой. Что-то назревало – ей пока не хотелось всерьёз думать об этом, но…
Она попыталась сосредоточиться на выписках из архива, сделанных Ульмом – и на том, что ещё стало ей известно. Он передал их по почте через Веделу – вместе с открыткой, купленной для неё, судя по виду, в одной из туристических лавок Парящего порта. На ней был изображён летящий над городом паритель.
Рисунок был наивен, плох – скорее всего, потому Ульм его и выбрал. На обратной стороне он написал всего несколько строк, но она перечитывала их снова и снова, как будто с каждым разом открывая в них что-то новое.
«М., коплю для тебя диковинки Химмельборга – это будет гастрономическое путешествие, какого ты не знала.
Преданный тебе
Фокусник».
Она знала, что открытку следует сжечь, но пока не могла себя заставить. Слишком давно они с Унельмом не виделись… Ей хотелось иметь что-то, протягивающее тонкую, но прочную нить от него – к ней. Высиживая бесконечные обеды, подчинённые, как и всё во дворце, строгому протоколу, выслушивая нравоучения служителя Харстеда или матери, Омилия касалась открытки в кармане и вспоминала, что снаружи всё ещё существует другой мир… Мир фокусов и сут-стука, нестройных песен в кабаке и пустых бутылок, весело катавшихся по мостовой наперегонки с листьями, которые никто не спешил немедленно замести, убрать, устранить, как устраняли всё, способное нарушить чинную строгость дворцового парка.
Открытка была для неё даже ценнее выписки из архива – хотя выписка только усилила её подозрения, взращённые книгами Биркера.
«Тень за троном»… Магнус действительно происходил из низов… Слухи не лгали.
Однако вся эта история про пожар в приюте показалась Омилии как минимум подозрительной… Особенно когда она прочитала, что приют носил имя Ассели – как и Адела. То, как таинственно она исчезла в дворцовом парке, давно, ещё до знакомства с Унельмом, так и не перестало терзать Омилию… И вот опять: Адела Ассели.
Конечно, это могло быть совпадением, и всё же Омилия приказала Веделе узнать всё, что только можно, о благотворительности дома Ассели в последние годы – а сама погрузилась в подшивки газет в дворцовой библиотеке.
Она опасалась, что не найдёт нужного ответа – в конце концов, род Ассели был знатен, его корни уходили в глубь веков. Кто угодно из прадедов Рамрика мог облагодетельстовать гьюрский приют… но крохотная заметка о нём обнаружилась очень быстро.
Прошло меньше двух лет с тех пор, как приюту присвоили это имя – потому что именно тогда с визитом туда явилась благородная динна Адела Ассели. Она пожертвовала приюту тысячу химмов – колоссальная, невозможная сумма.
Куда смотрел Рамрик, интересно знать? Знал ли, как красавица-жена собирается потратить фамильные деньги?
Ведела, всё это время усердно собиравшая дворцовые сплетни, вернулсь к ней с ещё одной интересной подробностью. Никто из слуг, имевших в настоящем или прошлом отношение к дому Ассели – кто-то служил там раньше, у кого-то служили у Рамрика родственники или друзья – не слышал о страсти молодой госпожи Аделы к благотворительности.
– В храмы она не особенно ходит, – сказала Ведела, которая уселась, с разрешения Омилии, напротив неё, и, после недолгих уговоров, налила себе чая. – И чтобы она хоть раз жертвовала приютам или лечебницам… Говорят, такого не бывало. Даже о том, что вы в газете прочитали, пресветлая, многие, у кого я спросила, ничего не слышали.
– Значит, это было всего раз, – пробормотала Омилия. – Я полистала подшивки… И тоже не нашла, чтобы она ещё раз делала что-то подобное. И, кажется, она не хотела, чтобы об этом кто-то знал. Обычно, когда кто-то из диннов что-то кому-то жертвует, об этом все газеты трубят. А тут…
– Может, не она не хотела, а её муж? – спросила Ведела, подливая чая им обеим.
– Почему ты так решила?
Ведела покраснела.
– Да нет, ни по чему, госпожа. Глупости…
– Скажи. А я уж решу, глупости или нет.
– Просто… детский приют? – Ведела пожала плечами. – Может, она нагуляла… ну, вы понимаете. И отдала дитя?
Настал черёд Омилии покраснеть.
– Идея интересная, – сказала она наконец, изо всех сил стараясь казаться опытной и невозмутимой. – Но не сходится. Адела – затворница, но если бы даже она так долго не показывалась, все бы заметили… И если бы она была беременна – тоже. Нет, думаю, дело в другом.
Она машинально нашла Гьюр на карте Кьертании, висевшей над креслом Веделы.
Небольшой город на окраине. Население занимается преимущественно выращиванием в теплицах фруктов и овощей, а также производством керамики. О небольшом заводе Омилия даже слышала что-то на уроках, посвящённых стране, которой ей предстояло править… Детей в гьюрский приют свозили, должно быть, из нескольких окрестных городков и деревень.
Что именно привлекло Аделу Ассели именно в этом приюте? Чем он отличался от десятков других, не меньше нуждавшихся в щедром меценате?
Если ею и вправду двигало одно лишь желание совершить доброе дело – неужели всего лишь случай привёл её ровно туда, куда годы назад был доставлен мальчик по имени Магнус?
– Таких совпадений не бывает, – пробормотала она, а потом кивнула служанке. – Ведела… спасибо тебе. Я попрошу тебя сделать кое-что ещё. Передай от меня письмо для Ассели? Я хочу пригласить динну Аделу на чай.
– Ваша матушка будет счастлива.
– О да. Наверняка.
Кажется, и сама Ведела была счастлива, что в кои-то веки будет выполнять