деньги мне нужны, чтобы лететь во Владивосток. Но легче было отдать ему сто долларов и взять назад сдачу. У нас ведь много долларов.

– Послушайте, вы, жертва гитлеровской идеологии! – теряя терпение, произнес я. – Вы хотите, чтобы я на глазах водителя раскрывал рюкзак и вытаскивал оттуда пачку стодолларовых купюр? И после этого вы смеете называть себя опытным бизнесменом? Давайте сюда ваши вшивые рубли!

Гельмут нехотя полез в карман за бумажником. Встал ко мне вполоборота, стал шелестеть купюрами.

– Сколько надо?

– Триста тысяч.

– О! – удивился Гельмут и на всякий случай прикрыл бумажник. – Разве курс доллара так много вырос?

– У нас принято давать водителям чаевые. Да не тяните же вы резину! У меня очень мало времени!

– Половину этой суммы вы мне будешь должен, – сказал Гельмут, протягивая мне три сотни тысяч.

– Ага, разбежался! Достаточно того, что обратно из Минвод я поеду за свой счет, – ответил я и пошел к водителю.

Мы с Гельмутом сели на заднее сидение.

– Как можно быстрее, – попросил я водителя. – За скорость накинем.

Услышав это, Гельмут вопросительно посмотрел на меня и полез в карман за калькулятором. Колеса засвистели о дорожную наледь. Машина поплыла бочком в сторону, затем выровнялась и понеслась по шоссе вниз.

Гельмут молча складывал и вычитал цифры. Машину трясло на ухабах, и немец тыкал пальцем не в те клавишы, в которые надо было, морщился, вполголоса ругался и начинал сначала. Я несколько раз сказал водителю, что не очень доволен скоростью. Тот нервничал, давил на педаль акселератора, но старая машина не могла выжать из спидометра больше ста километров в час.

Утомленный арифметикой, Гельмут вскоре уснул, уронив голову на грудь. Я же не был настолько счастлив, чтобы спокойно спать. В моей голове роем кружились мысли о смерти Глушкова, об исчезновении его трупа, о Лариске и следах крови на спинке кровати в моем вагончике на Ледовой базе. Допустим, что эта курица в самом деле грохнула Глушкова или, точнее, помогла ему быстрее уйти в мир иной. Но зачем ей понадобилось отволакивать из Приюта и прятать труп? Боялась, что специалисты, обследовав тело, установят, что смерть была насильственной? Но чего она добилась? Теперь у Тенгиза нет уже никаких сомнений, что смерть Глушкова связана с криминалом. И этот мазок крови на спинке кровати совсем некстати. Тенгиз ничего не забывает. Начнет сопоставлять факты, с прищуром поглядывать на меня, тарабанить пальцами по столу. "Почему так долго не возвращался на Приют? Почему не рассказал, что на Приюте была Лариса, и она оставалась наедине с Глушковым? Почему позволил Илоне передать порошок Немовле?" И в ответ на эти "почему" я буду мычать, как недоенная корова.

40

Тонкий юноша из торгового представительства «Мерседес Бенц», одетый в белую рубашку и костюм, откатал на ксероксе три копии платежного поручения. Две вручил мне, а одну – Гельмуту. Старый немец раскраснелся от волнения.

– Когда деньги поступят на мой счет? – спросил я операциониста.

– Через сутки, – ответил юноша. – В крайнем случае, через трое суток.

– Теперь вы довериваешь мне, Стас? – спросил Гельмут, протягивая высушенную руку к рюкзаку, который лежал у меня в ногах.

– Теперь – да, – признался я, приподнимая ноги, чтобы Гельмуту было легче ухватить лямки.

– Я деловой человек, – продолжал Гельмут, развязывая шнур на горловине рюкзака и опуская внутрь руку. – Со мной выгодно работать над всяким делом. Вы, Стас, не будешь иметь больше надежный партнер, чем есть я.

Он вытащил пачку инвентарных купюр, покрутил ее в руках, зачем-то понюхал и небрежно кинул в рюкзак.

– Надеюсь, вы не собираетесь пересчитывать доллары? – спросил я.

– О, нет! – покачал головой Гельмут. – Это не есть мое правило. Я люблю доверивать своим партнерам.

Мы сидели в черных кожаных креслах, утопая в них настолько, что коленки торчали выше головы. Юноша поднес бокалы с апельсиновым соком. Гельмут охотно выпил. Его настроение стремительно шло вверх. Я начал опасаться, как бы его не потянуло на кутеж. Только я об этом подумал, Гельмут покрутил перед глазами пустой бокал, цокнул языком и предложил мне обменять баксов сто в ближайшем пункте, а затем с русской удалью пропить рубли. Пункт обмена был для меня камерой смертников. Почти неразличимую на глаз высокохудожественную подделку с легкостью раскусит самый элементарный детектор валют.

Я покачал головой и посмотрел на Гельмута взглядом возмущенного трезвенника и моралиста.

– Странно слышать такие слова от вас, Гельмут, – сказал я, отпивая глоток сока. – В вашем возрасте и, простите, с вашей национальностью пить с русской удалью? К тому же у меня хронически мало времени.

Я не без труда освободился из объятий кресла.

– Вы покидаешь меня, майн фройнд? – нараспев спросил Гельмут. – Меня берет к себе грусть. Вы есть хороший малый, Стас. Я хочу опять видеться с вами.

Он тоже встал. Мы пожали друг другу руки. Немец белозубо улыбался, и в глазах его было счастье ребенка, объевшегося "сникерса". Я прислушался к своему внутреннему голосу. Совесть молчала. Хорошая у меня совесть, мимоходом подумал я. Дрессированная.

– Вы хоть бы кейс себе купили, – сказал я, глядя на то, как Гельмут закидывает рюкзак за спину. – Неприлично миллионеру носить деньги в рюкзаке.

– Пусть будет неприлично, – ответил Гельмут и подмигнул мне. – Но так много безопасно. Пусть все будут думать, что я есть бродяга.

Мы вышли из офиса на улицу.

– Так вы, значит, летите во Владивосток? – уточнил я.

Гельмут кивнул, но тотчас прижал палец к губам.

– Да. Владивосток через Москау. Потом Калифорния.

– Это опасно?

Гельмут задумался на минуту.

– Может так быть. Но… но я хотел бы сказать вам, Стас, что если мне будет плохо, если меня возьмет полиция, я вас не… заклажу… Или как это по-русски?

– Вы меня не предадите, – помог я.

– Да, это так.

– А куда вы денетесь? Если вы заявите, что доллары получили от меня, я расскажу о вашей с Илоной диверсионной деятельности, направленной на подрыв безопасности России. Сами понимаете, что это очень серьезная статья.

– Нет, нет. Я вас не предаду!

– Дай-то бог. Очень хочется верить вам, Гельмут. Но один раз вы меня чуть не предали.

Немец, кажется, покраснел. Я улыбнулся ему улыбкой Иуды и похлопал по плечу.

– Не берите дурного в голову, Гельмут. Все будет хорошо, и уже завтра вы будете в США, – заверил я, думая о том, что очень скоро, может быть, уже через час, немца повяжут в аэропорту Минвод.

Мы еще раз обменялись рукопожатиями, повернулись друг к другу спиной и пошли в разные стороны. Через несколько