– О! – Немец поднял палец и с удовольствием улыбнулся, вкладывая в эту улыбку глубокий смысл. – Не торопись скакать, пока не скажешь "хоп!" Марки вы будешь иметь так, как говорит ваш закон. Вы должен будешь платить только налог.

Я молчал. Гельмут не дождался от меня вопроса. Задавая вопросы, я бы показал, что заинтересован его предложением.

– Вы должен иметь валютный счет, – продолжал он. – Я забираю этот миллион долларов, везу его в Германию, а потом "Хейльбронн Пильзнер Бир" дает на ваш счет миллион марк. Вы можешь говорить налоговой инспектьон, что это есть плата за услуги или товар вашей фирмы. Есть вы, есть закон, но конфликт нет… Что вы скажешь на мое предложение?

Нас качнуло на опоре. Гельмут машинально ухватился за край скамейки. Я вспомнил, как нас качало маятником на ураганном ветру, как я полз по тросу, как муха по проволоке. Трюк, который не всякий каскадер проделает. А мне за это даже "спасибо" не отвалили.

– Гельмут, раньше я никогда не думал, что вы способны меня обмануть.

– Что?! – удивился немец и вскинул белесые брови. – Я вас способен обмануть? Почему вы так говоришь, Стас? Вы хочешь меня обидеть?

– Нет, это вы меня обижаете своим предложением, – ответил я. – Где это вы видели, чтобы один доллар обменивали на одну марку?

– А-а-а, – протянул Гельмут. – Вот чем закопали собаку… М-м-м… Я думал, что вы понимаешь, почему я считал на такой курс. Я буду иметь большой риск. Я буду платить большие деньги, чтобы отнести этот рюкзак через границу и таможен контрол.

– Гельмут! За доллар – всего одна марка! Это грабеж. Мне выгоднее подкупить нотариуса, который оформил бы этот миллион, как наследство от тетушки из Канады.

– Но сколько вы хочешь за доллар?

– Одну марку тридцать пфенингов.

– Вас?! Тридцать пфенингов?! – с возмущением произнес Гельмут. – Вы не есть деловой человек, Стас! Это просто смех!.. Один марк и пять пфенинг. Больше невоможно.

Я отрицательно покачал головой.

– Проблема, Гельмут, собственно, не в этом. Я, может быть, и уступил бы вам, но если я отдам вам все доллары, а взамен получу только ваше обещание…

Гельмут резко встал, давая понять, что он все понял, этого достаточно. Держась за поручень, повернулся лицом к окну. Мимо проплыл встречный вагон, набитый пестрым людом. Кто-то помахал нам рукой. Гельмут, кивая, вяло ответил.

– Вы мне не доверяете, Стас. Но это правильно. Это есть норма. Я понимаю. Деловые отношение не есть пустой разговор. Вы должен иметь гарант… Я думал про этот проблем. Чтобы его перейти, нам надо ехать в Минеральный Вода.

– Неужели все наши проблемы нельзя решить в Азау?

– Нет. В Минеральный Вода есть торговое представительство "Мерседес Бенц". Там работает мой хороший товарищ. Я отправлю через факс распоряжение в свою фирму, и миллион пятьдесят тысяч марк через один час переведут на ваш счет.

– Миллион триста, Гельмут.

– Миллион сто тысяч! Ни один пфенинг бальше дать не могу.

– Один двести девяносто, иначе в Минводы вы поедите один.

– Один сто пятьдесят!

– Один двести восемьдесят, и черт с вами, Гельмут.

– О-о, майн Готт! – покачал головой Гельмут и, протягивая руку, подвел черту торгу: – Один двести!

Я вздохнул и пожал его тонкие пальцы.

Гельмут оживился. Выйдя из вагона на "Мире", он пошел на платформу пересадки первым, с гордо поднятой головой.

– Я хочу вас просить, Стас, – говорил он, не оборачиваясь и не снижая темпа. – Там, в торговом представительстве, не надо говорить про доллары. Меня могут не правильно понять.

– Какой может быть разговор, Гельмут!

Мы зашли во второй вагон, который тоже был пустым.

– Вы должен придумать и сказать мне, какой моя фирма должна дать целевой назначение под эти марк.

– Напишите, что это предоплата за товар.

– Какой вы производите товар?

– Сигнализации на автомобили.

Гельмут не сразу понял, а когда понял, усмехнулся.

– Конечно, это есть немножко фантастик. Дойчланд, великий производитель автомобильный текник, покупает у твоей фирмы сигнализации… Но пусть будет так. В бизнесе случаются всякий чудеса, так?

Мы вышли из вагона, спустились в вестибюль станции Азау, где толпилась очередь любителей лыж, и протиснулись к выходу. Я едва успел распахнуть дверь, как лицом к лицу столкнулся с милиционером. Мне достаточно было секунды, чтобы узнать его. Это был тот самый майор Гаджиметов, который встречал автобус с "террористами" и орал на меня, требуя начальника станции.

– Кто Ворохтин? – спросил он, глядя на Гельмута.

Немец здорово сдрейфил. Во всяком случае, больше, чем я. Он с мольбой в глазах посмотрел на меня и начал что-то бормотать по-немецки.

– Допустим, я. – У меня занемела спина под рюкзаком.

– Пройдемте со мной.

Гельмут не знал, касается ли эта команда его тоже, но на всякий случай отошел от майора на шаг. Тот не обратил на это внимания и, расталкивая горнолыжников, покатился по вестибюлю к лестнице.

– Беньвашмать! – ругался он. – Порядка нет, проход загородили, сейчас отключу канатку к едрене фене.

Мы поднялись на второй этаж. Гельмут очень ловко потерялся в толпе, и в коридор, где находились кабинеты начальника станции, диспетчерской и бухгалтерии, мы вышли с майором вдвоем. Я подумал, что это маленькое предательство обойдется Гельмуту дополнительно в сто тысяч марок.

Мы зашли в диспетчерскую. Майор снял трубку полевого телефона, связанного с конечной станцией канатки Гара-Баши, покрутил ручку и сказал:

– Кто там начальника контрольно-спасательного отряда просил?.. Говорите! – И протянул мне трубку.

По голосу Тенгиза я понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Но Тенгиз не спешил сказать о главном.

– Как вы там?

– Нормально, – осторожно ответил я. – Спустились в Азау. Сейчас пойдем…

Тенгиза не интересовало, куда мы сейчас пойдем. Он перебил меня с нетерпением в голосе:

– Ты должен срочно вернуться на Приют.

– Что, прямо сейчас?

– В какой комнате этот Глухербаум помер? – не ответил на вопрос Тенгиз.

– В двадцать четвертой. Так что там стряслось?

Краем глаза я заметил, что майор изо всех сил прислушивается к голосу Тенгиза.

– Ты не путаешь? – спросил Тенгиз.

– Нет, номер я хорошо запомнил.

– Почему дверь сломана?

– Потому что я ее вышиб. Глушков ведь не мог изнутри открыть, находясь в состоянии остывания.

– А кто ее ставил на место?

– Я поручил это Князеву из Самары.

– Он при тебе это делал?

– Нет, я в это время был в другой комнате.

Тенгиз замолчал. Я ждал еще вопросов, совершенно не понимая, что могло так сильно его встревожить.

– Не нравится мне все это, – произнес Тенгиз. – Какая-то нехорошая игра идет.

Он снова замолчал. Не опускал трубку, но и не говорил ничего, словно боялся