В трубке слегка удивленно ответили, что поговорить сЛюдмилой Васильевной нет решительно никакой возможности.

– Меня зовут Арсений Троепольский, – быстро и твердо сказалон, – а Людмила Васильевна сейчас на месте?

Трубка ответила, что на месте, но нет никакой возможностипереговорить…

– Нет, не “но”, – отрезал Троепольский, – передайте ей,пожалуйста, что дело касается ее дочери Инны. Я не отниму у нее много времени.

– Минуточку, пожалуйста, – ответили в трубке все так жебойко, но ему показалось, что голос стал чуть менее уверенным в том, чтоникакой возможности нет переговорить с Людмилой Васильевной.

Тишина в трубке висела довольно долго, а потом спросилиочень решительно:

– Что там с моей дочерью? Вы кто?

– Меня зовут Арсений Троепольский, – начал он быстро.Почему-то сразу захотелось оправдываться. – С Инной все в порядке. По правдеговоря, я с ней даже незнаком. Но…

– Незнакомы? – удивился голос.

– С ней знакома Полина Светлова, – заторопился он,испугавшись, что трубку сейчас повесят, – а я… друг Полины.

Последовала некоторая пауза, а потом насмешливый голоспротянул:

– А-а, так вы и есть мужчина ее жизни, оказавшийся подлецом,я пока все правильно понимаю?

– Да, – сквозь зубы сказал Троепольский, – правильнопонимаете.

– Что вам от меня нужно?

– У меня к вам просьба.

– Просьба? – перебил голос. – У вас? Ко мне?

– Я понимаю, что это смешно, конечно, – пробормотал он ивытер лоб, совсем как давешний “лесник”, – но тем не менее мне обязательнонужно с вами поговорить.

– Поговорить, – повторил голос. – Мне не хочется с вамиразговаривать. И потом, я занята. Очень.

– Людмила Васильевна, – крикнул он, отчаявшись, – мне оченьнужно! Это… важно. Очень.

– Очень важно, – опять повторила она и помолчала.Троепольский тоже молчал, стискивая в кулаке растрепанные листы репринтногосправочника. – Ну хорошо. Я попрошу секретаря встретить вас. Вы где? Впроходной?

Троепольский признался, что в проходной.

– Ждите, сейчас она за вами спустится.

И он стал ждать. Думать о том, что именно он будет делать,дождавшись, было никак нельзя, поэтому Троепольский старательно и вдумчивопересчитал все латунные штучки, на которых была натянута зеленая шторка, потомвсе паркетины цвета желтого и следом все паркетины цвета коричневого.Коричневых оказалось на две больше, и он начал считать снова. На этот разоказалось больше на три, и он бросил это дело. Потом он посчитал листы врепринтном справочнике, который держал в руке. Страниц было двадцать семь.

– Господин Троепольский?..

– Да.

– Паспорт ваш дайте, пожалуйста.

Он суетливо полез в портфель, произвел там разор иразрушения, дорылся до паспорта и протянул. Кому протянул, даже не заметил.

– Пойдемте.

– Светлана Михайловна, это к вам?

– К нам.

Милиционер оглядел Троепольского подозрительно – слишкомдолго тот торчал у него на глазах, вызывая законные подозрения.

– У Людмилы Васильевны на самом деле очень мало времени, –предупредила встречающая Арсения дама, – так что вы по возможности покороче.

Троепольский немедленно пообещал, что будет предельнократок, и следом за дамой ступил из умеренно раззолоченного лифта на красную сзеленой каймой ковровую дорожку – кремлевский стандарт и в Африке, наверное,остается кремлевским стандартом, что уж говорить об учреждении. По дорожке,мимо полированных ореховых дверей, дама впереди, Троепольский позади, онидобрались до точно таких же полированных ореховых дверей. На стене виселачерная с золотом табличка. Троепольский чувствовал себя ужасно.

Дверь в богатый канцелярским богатством кабинет былараспахнута. Троепольский глубоко вздохнул и сильно выдохнул.

– Людмила Васильевна?

– Да. Проходите.

Он зашел и остановился посередине – хозяйка кабинетарассматривала его весело и сердито.

– Ничего, – вдруг сказала она, – ничего, пожалуй. Итак, чтовам от меня нужно? Зачем вы пришли, если даже незнакомы с моей дочерью?

И он рассказал – зачем.

* * *

Невесть откуда взялись тучи, и под вечер пошел дождь –первый в этом году. Он был совсем весенний, сильный, почти отвесный. Крупныекапли стучали по подоконнику, и ветер налегал на стекла и грохотал железом накрыше.

Дождь смоет остатки снега, сгонит мусор к водосточным люкам,и утром окажется, что весна на самом деле пришла, и ничего нет лучше ееприхода, который дает надежду, что все вот-вот начнется сначала.

Полина уныло посмотрела в свою кружку. Чай в ней почтиостыл, а заваривать свежий было лень.

Интересно, что делают люди, которые оказываются дома в шестьчасов вечера, да еще весной? Чем они занимаются? Полы моют? И еще совсемнепривычно, что завтра не надо идти на работу. Тогда как жить?

Полине Светловой не надо было идти на работу, а полы она ещес утра перемыла, чтобы отвлечься от печальных и тягостных мыслей, похожих нашиповниковый сироп в майонезной банке, который бабушка заставляла ее принимать– по чайной ложке с каждой едой. От сладости сводило затылок и ломило зубы, и стех пор тоска для Полины всегда имела вкус шиповникового сиропа.

Гуччина миска попалась ей на глаза, когда она добралась докухни, и Полина решительно вымыла миску теплой водой, вытерла тряпочкой иубрала подальше. Потом подумала и сунула ее в мусорное ведро. Еще подумала иприкрыла миску, торчавшую из ведра, мятой газетой.

Вот так. Чтобы ничего не напоминало. Ни о ком.

В двух комнатах ее квартиры-распашонки было тесно и грустно,и вещи громоздились как-то бестолково, и казалось, что их слишком много, ивообще, решила Полина, тут все надо переделать. У нее раньше ни до чего недоходили руки, потому что она все время работала, а теперь у нее просто кучавремени. Больше никогда она не станет вкалывать от зари до зари, и влюбляться вначальников, и спасать их тоже, и чужих собак она брать не станет, ни за что!

Она теперь будет умной. С кого один раз содрали шкуру, вдругой раз не дастся.

Телевизор показывал кино про питерскую мафию, чуть не досмерти прибившую какого-то журналиста, борца и творца. Полина немногопосмотрела про мафию. Актеры и актерки говорили ненатуральными голосами,смотрели фальшивыми взглядами, совершали неестественные поступки – все радитого, чтобы режиссер в обнимку со сценаристом доковылял до сколько-нибудьправдоподобного финала. Когда стало ясно, что журналиста убить не удастся,Полина переключила канал.