Караван из трех грузовых фелюг и одной боевой парусной галеры стартовал еще летом, чтобы только к зиме прийти на место нового поселения.

Зимой я летал к ним и видел, что они неплохо устроились. В провизии у них нужды не было, а все добытое золото в счет ранее предоставленного имущества я забрал с собой в капсуле.

Они не знали, что теперь будет еще и золотая валюта. Думали, что это для украшений столько добывается и плавится в слитки. Я не стал их разубеждать, но уже к лету по материку ходила золотая монета достоинством сто интов. Это было сделано, скорее, по просьбе купцов, которые устали таскать мешки денег.

В каждом крупном городе мы учредили банки для хранения и размена денег. Появился и бумажный эквивалент денег. Пока эта идея у населения восторга не вызвала, но среди купцов появились чеки и расписки на немалые суммы, выписанные банком Тисской империи. Эти чеки на выбор мог обналичить комендант города или банк империи. В стране, где читать, писать, считать умели только торговцы и мои выпускники, работавшие писарями в конторах, о подделке векселей и чеков не могло быть и речи. Так у нас получили хождение бумажные деньги, выросшие из векселей и чеков.

За тот же год я решил проблему транспорта и больших расстояний. Паровая машина, сделанная по моим чертежам, была хоть и страшна, как черт, но работала. Сначала ее установили на недоделанную боевую галеру и провели ходовые испытания. Чуть не взорвали котел. Но эксперимент всем советом был признан удавшимся.

Уже через год с верфей было спущено три деревянных парохода. По привычке ставили мачты и имелось парусное вооружение, но… вместо двух недель перехода по Ису от Ристы до океана теперь путь длился всего шесть дней. Я специально поставил на маршрут эти дымящие чудовища.

Ксенолог с ухмылкой заказал у меня две паровые машины и новую модель парового двадцатипушечного фрегата. Я все не мог понять: зачем ему боевой флот? Выяснил мой шкипер. Причем случайно столкнувшись с бывшей нашей галерой. Оказывается, ксенолог даром времени не терял и произвел оккупацию соседних островов, населенных еще более жуткими дикарями, чем те, с кем мы воевали на западе. Корабли ему, как принципиальному гуманисту, и не нужны особо были, если бы его острова не терроризировали людоеды на своих пирогах. Вот он без нашей помощи сам и разобрался. Нашими методами.

Он давно жаловался, что у него нет железа. На захваченных островах он его получил. Со временем торговля металлом с ним прекратилась, и теперь мои шкиперы перевозили ему исключительно металлические изделия. Простые у него и сами могли сделать, а вот сложные вещи он продолжал заказывать у нас. Дерево тоже было основным товаром в наших отношениях. Его он покупал охотно, хотя и не так, как стекло и зеркала для своих людей.

Появилось время заняться и самим Ролом – нашей закрытой «технопланетой», как называл город частенько Игорь. Был запущен первый на планете паровоз. Он был необходим, чтобы перевозить к домнам и кузням каменный уголь от места его открытой добычи.

В тот же год в каждом доме Рола очаг стал нормой, как и горячая вода в общественных банях. Уголь населению отгружался за копейки, и вскоре многие уже не понимали, как они жили раньше без огня, горячей воды, тепла и чистой одежды.

Мы усмехались, вспоминая известную фразу, что к хорошей жизни человек быстро привыкает. Но население еще жило как бы по инерции. Им показывали преимущества сковороды, и они пользовались показанным. Им давали в руки нож и вилку, и они с трудом, но начинали пользоваться ими. Им показывали масляные лампы, привозимые из городка Десятника, и их день продлевался на много часов, чему они были, конечно, рады.

Но чтобы кто-то особо выделялся в плане изобретательства или нового применения полученных от нас технологий, такого я не припомню. Это разочаровывало меня, ожидавшего, что эти люди и сами вполне могут додуматься до центрального отопления или уличного освещения.

Игорь только смеялся надо мной, напоминая, что эти бывшие охотники, бывшие рабы, почти безграмотные люди и в планах не имели окончить свой век посреди даже тех новшеств, что их теперь окружали. И надо благодарить бога, что их хотя бы натаскать получилось на простейшие механические операции.

Я парировал это тем, что среди работающих в Роле было уже немало мастеров морского народа. А уж их неграмотными назвать язык не поворачивался. Как воровать технологии и применять их у себя – это они были больше чем грамотными. А вот как что-то новое свое изобрести, так нет… Игорь со мной не спорил.

Ввиду начавшегося производства рельсов я послал рабов на расчистку прямого пути до Ристы. К концу года мы начали строительство насыпи, закладку шпал и укладку на них рельсов. Дорогу строили весь следующий год. Я ужасался, как много времени потратили на путь, по которому первый паровоз добрался за шесть часов ходу… несоизмеримо как-то. Но это тоже потом.

В том году… Что же еще в том году было… Не помню уже. Много событий проносятся как-то даже незаметно. Только позже осознаешь, насколько они были важны. Вот, к примеру, наши горные крепости… Мы их строили для обороны от пассов. А получилось, что позже они стали герцогствами. Причем только номинально нам подчинявшимися и поставлявшими рекрутов. Мы там даже собственную администрацию имели, только чисто условную, из трех представителей. По налогам, по армии и по единству законов. Но это они позже уже такое положение получили. А в тот год…

В тот год я помирился с Ролли. Причем случайно. Я показал ей космос и всю планету. Она была в таком восторге, что простила, казалось, мне все. Игорь потом много раз ее катал на орбиту, но она на всю жизнь запомнила, что я это первым сделал. На земле она уже долго прощалась со мной, а я не знал, куда глаза деть. Я до смешного покраснел, когда она меня поцеловала в щеку и пошла к дочери, которая вместе со служанкой ждала ее во дворе замка. Я, счастливый, еще долго носился над землями, полными варваров-людоедов. И даже не стрелял по ним, словно и не было подо мной частоколов копий с насаженными на них обезображенными головами и груд объеденных костей.

В том году… Не помню.

Следующий год начался с того, что мы, уступая требованию Ролли, набрали выпускников Академии и средних военных школ, присоединили к ним часть гарнизонов Тиса и Ристы и высадились в Воротах Иса. Во главе корпуса встал я. Всего у меня было восемнадцать тысяч воинов. Сто сорок пушек. Из восемнадцати тысяч было только три тысячи конных. Остальные передвигались пешим строем. Почти все имели огнестрельное оружие. От ружей за двадцать монет до пистолетов за сорок.

И еще у армии была гордость: отряд в сотню человек, вооруженный двуствольными ружьями и четырехствольными пистолетами. Это были специально обученные в Академии молодые отпрыски родовитых фамилий пассов. Им представилась возможность десять лет отслужить, чтобы закрепить за собой свое бывшее имущество в городах морского народа. Каждому из них было обещано возвращение всего отнятого или компенсация за него после десяти лет службы в самом элитном отряде гвардии – в штурмовом батальоне.

Шансов, что из этой первой сотни выживет хоть кто-то после войны, не было никаких, и поэтому на обещания Игорь не скупился. Если армия нарывалась на сопротивление, то вперед выдвигали эту «элитную часть», пополнялась она довольно быстро теми, кто, обнищав после нашей оккупации, хотел вернуть честь и богатство своих семей. Умирать за нас мы никому не мешали.