Увидев командира взвода, умирающий взводный сержант из последних сил махнул тому рукой. Крастер подошел к умирающему. О’Нил уходил с достоинством:

– Извини, лейтенант. Я промахнулся, – сержант попытался усмехнуться, – а он в меня нет.

Комендор-сержант попал под снаряд, пытаясь подорвать последнюю уцелевшую самоходку, но граната, к большому для всех сожалению, прошла мимо. Дистанция была великовата даже для отличных стрелков.

Крастер сел рядом с ганни и молча сжал кисть умирающему. Это было все, что он мог для него сделать. Угасающий на глазах комендор-сержант продолжил своё последнее наставление:

– Трофейный «девятьсот одиннадцатый» себе заберите, сэр, если он уцелел. Мне вот не понадобился, а вам, глядишь, всё-таки пригодится…

Крастер кивнул. О’Нил тоже кивнул лейтенанту в ответ:

– Никогда не являйтесь на перестрелку без оружия, чей калибр не начинается с четвёрки… – и, не успев закончить фразу, обмяк.

Ответ, скорее мысль вслух, прозвучал уже в пустоту:

– Не думаю, что он мне поможет. Теми силами, что остались, скоординированную атаку остановить непросто…

Однако бросить обильно политый кровью перевал Крастер права уже не имел. Кавалерия вполне могла выскочить из-за холмов в любую минуту. Да и потери красные понесли немалые. Шанс у него был высок, как никогда раньше.

Оставленный снайпером-наблюдателем со стороны фронта ланс-капрал Ривера истошно завопил ровно через полчаса после смерти комендор-сержанта:

– Красные отходят!

* * *

Второй лейтенант КМП Джордж Армстронг Крастер сидел на пустом контейнере от гранатометных выстрелов возле «Супер Стеллиена» и наблюдал, как к вертолету подгоняют винтажно выглядящий танковый транспортер М19.

Фаррелл, в то время как взвод Крастера убивал и умирал на перевале, развил просто бешеную деятельность. Капитан в разгар боя сумел добраться не то что до штаба южнокорейского полка, но до командира самой 3-й пехотной дивизии и, что ещё более важно, выбить у него усиленную пехотную роту из резерва и технику для эвакуации вертолёта и своих морских пехотинцев.

Появившийся вместе с ним американский армейский майор-советник, бегло говорящий по-корейски, в настоящий момент руководил погрузкой вместе с самим капитаном. Крастер, который, после того как взвод снялся с позиции и подготовился к эвакуации, впервые оказался предоставленным самому себе, был расслаблен и полностью морально опустошен. Как, впрочем, и все его выжившие в бою морские пехотинцы.

Смерть подошла, заглянула в глаза и, усмехнувшись, отвернулась ровно в тот момент, когда лейтенант был готов смириться с неизбежностью. После того как морпехи спалили две самоходки, щедро и не раз умытый кровью северокорейский командир батальона посчитал стоящую перед ним задачу невыполнимой и предпочёл отойти.

Может быть, он оценил фактор времени – заслон на перевале в любом случае задержал его достаточно надолго, чтобы не успеть зайти в тыл южнокорейцам засветло, и, что важно, серьёзно обескровил при этом.

Может быть, он решил, что после подхода занимающих Ближнюю сил перед остатками батальона замаячит перспектива уничтожения.

Может быть, он боялся завязнуть – и погибнуть от удара в спину подошедших к обороняющим перевал силам подкреплений.

Могло быть, что он даже просто пытался спасти своих раненых, которых у него были десятки. Конечный итог оказался одинаков – северокорейцы вместо очередной упорной атаки неожиданно очистили район и ушли за реку, оставив Крастера неожиданно для него самого победителем. И лейтенант, несмотря на всё неприкрытое восхищение своих морских пехотинцев, капитана Фаррелла и майора из прошлого, даже не знал, гордиться этим или нет. Никто из них ведь не знал, сколько попыток ему для этого понадобилось.

Вертолет зацепили лебедкой и приготовились затаскивать на прицеп. Капитан Фаррелл и так и не представившийся майор отошли к Крастеру. Лейтенант встретил их равнодушным взглядом и задал первый же пришедший на ум вопрос, лишь бы сказать хоть что-нибудь:

– Горючее-то хоть слили? Еще на транспортёре нам не хватало случайно вертолет подпалить.

Капитан усмехнулся:

– Джош, ты у нас сегодня, конечно, герой и вообще будущая национальная знаменитость, но не надо считать, что я не знаю своего дела.

Крастер равнодушно пожал плечами и перевел взгляд на вертолет.

Двигатель тягача заревел, лебёдка дернула вертолёт, и… перед глазами Крастера мелькнула вспышка.

* * *

Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Стеллиена». Под вертолетом стелились освещённые утренним солнцем вершины корейских гор. Впереди, прямо по курсу строя вертолетов, собиралась темная дождевая туча.

Марк Рюккер повернул к Крастеру голову:

– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не будет.

Все те слова, что только что хотелось сказать Крастеру, мерзлым комом стояли у него в глотке. Лейтенант оглянулся сквозь открытую дверь – весь его взвод почти в полном составе спал…

Грохнул гром, мелькнула вспышка, машина ощутимо вздрогнула, и голос Рюккера подавился ругательством – но в остеклении пилотской кабины по-прежнему наблюдалось тёмное дождевое облако.

Крастер, которого не держали ноги, бессильно сполз на пол. При столь подробных галлюцинациях стыдиться этого никому не стоило.

Рюккер недоуменно скосился на приятеля. Крастер успокаивающе махнул снизу рукой:

– Всё в порядке, дружище. Устал я чего-то. Надо, пожалуй, пойти вздремнуть…

Когда Крастер устраивался рядом с комендор-сержантом на рюкзаках, его рука легла на что-то тяжелое, мирно лежащее в сумке-сбросе. Лейтенант даже поначалу не понял, что это. Крастер без всякой задней мысли сунул в зев сумки руку и еще раз почувствовал, как у него под шлемом встают дыбом волосы – в сбросе лежал чётко определяемый на ощупь «Кольт» М1911А1 в кожаной кобуре времён Второй мировой войны. Без каких-либо сомнений тот самый трофейный, который он туда сунул, сняв с тела умершего от ран О’Нила…

Двое в темноте, лениво развалившись, с усмешкой наблюдали за висевшим перед ними изображением потрясенного лица молодого лейтенанта.

– Отмучился, бедолага…

– Я бы сказал, что ему повезло…

– Фактор везения, соглашусь, тоже присутствует. Но парень сделал всё, чтобы удача стала возможной. У его противника нервы сдали всё-таки первого. При таком неравенстве в силах это несомненное достижение.

– Продолжим?

– Не имею ничего против, однако наш эксперимент становится изрядно скучен. У вас не складывается впечатления, что наши подопытные слишком быстро переходят к методу перебора?

Собеседник ухмыльнулся: