– Да.

– И вы не говорили с ней о том, почему его арестовали?

– Нет.

– Обедали ли вы в тот вечер с матерью, братьями и сестрой?

– Да.

– И завтракали с ними на следующее утро?

– Да.

– И все же у вас не было с ними разговора о том, что произошло и почему полиция могла забрать вашего отца и посадить его под замок?

– Не было.

Мистер Курран передал ему навесной замок:

– Вы сказали мистеру Фицгиббону, что этот замок идентичен тому, что принадлежал вашему отцу. Как вы его узнали?

– На нем корона и буквы VR.

– На нем нет других следов, по которым вы могли бы его опознать?

– Да.

Мистер Курран нашел к Джозефу тонкий подход. Вместо того чтобы прямо оспорить его рассказ, он попытался продемонстрировать, что многие из самых опасных заявлений мальчика допускают различные толкования, а также, не заявляя об этом открыто, намекнул на возможный заговор с участием Мэри Споллин и двух ее детей. Далее всех ждал шокирующий поворот в исполнении барристера.

– Мистер Споллин, не давали ли вы на полицейском суде на Кейпл-стрит несколько дней назад показания под присягой?

– Давал.

– А после того, как вы предоставили всю информацию, вам зачитали протокол?

– Да. Сначала в канцелярии, а затем в полицейском суде.

– И вы слышали, как он был прочитан ясно и четко?

– Да.

Мистер Курран не оставлял места для сомнений:

– И вы поклялись, что все это правда?

– Да.

Барристер защиты попросил пристава зачитать показания, данные Джозефом под присягой в полицейском суде. Они были длинными, и для многих зрителей повторение того, что они только что услышали из уст свидетеля, было малоприятным развлечением. Тем не менее вскоре стало понятно, зачем мистер Курран заставил их пройти через это. В своих первых показаниях Джозеф утверждал, что в течение недели, когда произошло убийство, он каждый день был в школе, однако зал суда только что услышал от него прямо противоположное. И это было не единственное несоответствие. По залу пронеслась внезапная дрожь.

Когда пристав закончил свой рассказ, мистер Курран продолжил:

– Теперь, мистер Споллин, объясните, как получилось, что в этом заявлении вы не упомянули о том, что видели своего отца вечером до того, как увидели его на крыше старой кузницы, и что не видели его между обедом и тем моментом, когда он был на крыше?

Джозеф был ошеломлен. Некоторое время он размышлял над вопросом, пытаясь, видимо, придумать адекватный ответ, но затем сдался, признав поражение. Бывают моменты, когда молчание – самое смертоносное оружие барристера. Мистер Курран позволил моменту затянуться, прежде чем повторил свой вопрос. Джозеф продолжал молчать.

– Сегодня вы дали показания, что в день убийства вас не было в школе. Но в полицейском суде вы поклялись, что ходили в школу всю неделю, когда произошло убийство. Можете ли вы, Джозеф Споллин, дать какое-либо объяснение этому на суде над вашим отцом?

Ответа не последовало. Мистер Курран сменил тон на более примирительный:

– После ареста вашего отца вы жили в доме на станции?

– Да, сэр.

– А ваша мать?

– Тоже, сэр.

– Чем вы занимались в свободное время? Играли в игры, я полагаю?

– Да, сэр. Строил небольшой мост и делал всякое разное.

– Ваша мама сильно на вас ругается?

– Иногда.

– Она бывает вспыльчивой?

– Да, сэр.

– Ругается, скандалит, задирается?

Это была грубая ловушка, которой Джозеф легко избежал.

– Нет, сэр, она не задирается.

И после завершения сокрушительного перекрестного допроса мистер Курран вновь занял свое место. Мистеру Фицгиббону был дан шанс спасти позицию обвинения, повторно допросив Джозефа, но его объяснение, что он забыл включить в свои предыдущие показания некоторые детали, было слишком незначительным и запоздалым. Ущерб был непоправимым.

16

Суббота, 8 августа

дна из загадок процесса над Споллином заключалась в том, что случилось с суперинтендантом Августом Гаем. Детектив, который руководил расследованием этого убийства на протяжении почти семи месяцев, даже не был приглашен для дачи показаний, да и имя его было упомянуто лишь однажды. А ведь всего тремя неделями ранее Гай наблюдал из первого ряда полицейского суда за тем, как арестованный им человек предстает перед судьями по обвинению в убийстве. Суперинтендант был публичным лицом расследования, но вдруг исчез. Так где же он был?

Имеются веские основания подозревать, что он был с позором уволен. Нет сомнений, что он был освобожден от своих обязанностей, причем не по своей воле. В меморандуме, написанном через несколько месяцев после суда, королевский адвокат Томас Кеммис вскользь упоминает, что Гай был отстранен от расследования. Очевидно, что мистер Кеммис с самого начала не доверял интуиции детектива, ставя под сомнение его первоначальные предположения о личности убийцы. Признаки общей неудовлетворенности работой суперинтенданта Гая появились еще в январе, когда королевский адвокат и главный секретарь поделились своими сомнениями по поводу качества его работы. Последней же каплей, скорее всего, стало то, что в ходе судебных слушаний в полиции выяснилось, что суперинтендант в течение трех недель незаконно удерживал сына Споллина, Джеймса. Если бы мистера Гая вызвали в качестве свидетеля, он был бы вынужден признать, что нарушил закон, и весь процесс мог бы сорваться. Эти обстоятельства также объясняют, почему старшего ребенка Споллина – несомненно, важного свидетеля – не вызвали для дачи показаний.

В отсутствие суперинтенданта предстать перед адвокатами пришлось инспектору Райану. Он пробыл в суде недолго. Лишь рассказал об алиби, которое Джеймс Споллин обеспечил себе на первом допросе, и подтвердил, что бритва и молоток, предъявленные суду, были найдены в канале.

Более интригующим было свидетельство Льюиса Веста, ножовщика, который сообщил, что он лично выгравировал фамилию Spollin на ручке бритвы, пояснив, что всегда наносит имя владельца при заточке лезвия.

Мистер Курран оспорил мнение ножовщика о том, что бритва пролежала под водой значительное время, прежде чем ее извлекли.

– Вы пришли к такому выводу из-за ржавчины на лезвии?

– Да, ведь инструмент из блестящей стали может долгое время находиться в воде, не ржавея.

– Вы говорите это, исходя из собственного опыта?

– Да. Чтобы составить свое мнение по этому вопросу, двадцать третьего числа прошлого месяца я бросил в воду бритву с пятнами ржавчины на ней, а когда утром достал ее из воды, то обнаружил, что светлые части лезвия не поменяли своего цвета.

Мистер Курран не стал уточнять то, что должно было быть очевидно для присяжных: эксперимент ножовщика показал, что невозможно определить, находилась бритва в канале в течение десяти минут или десяти лет.

Следующим на свидетельское кресло сел Джеймс Мэгилл, инспектор железнодорожной компании. По просьбе генерального прокурора он воссоздал разговор, который состоялся у него с обвиняемым полгода назад.

– В конце февраля я вместе с чертежником Бойланом измерял стол. Подошел Споллин и спросил, что мы делаем. Я ответил, что мы собираемся снести старые сараи и поставить новые. Он сказал, что это доставит мне неудобства, на что я ответил, что это доставит больше неудобств ему, так как все обломки