– Да, выполнял.

– И каким он вам показался?

– Он всегда был тихим, сдержанным и безобидным.

Эта яркая характеристика совершенно непримечательным образом подвела к концу первого дня судебного разбирательства. После вызвали лишь констебля Миреса, который рассказал о том, как обнаружил сверток у стены работного дома, а также начальника железнодорожной станции Athlone и его кассира, давших совершенно ненужные показания о происхождении находившихся в пакете денег. В 19 часов, когда с этими бессмысленными свидетелями было покончено, лорд главный судья попросил всех встать, а четырех судебных приставов – присмотреть за присяжными. Это вызвало некоторое замешательство, поскольку присяжные поняли, что их собираются поместить в нечто, похожее на плен. Один из них, Джон Джонстон, обратился к судейской коллегии:

– Милорд, неужели мы не попадем домой?

Генеральный прокурор взял ответ на себя:

– Об этом не может быть и речи, господа.

– У многих из нас есть важные дела. Наше задержание вызовет огромные неудобства.

Лорд главный судья терпеливо объяснил, что в столь серьезном процессе необходимо, чтобы присяжные заседатели держались вместе и не общались ни с кем со стороны. Они отреагировали на это чуть ли не бунтом. Измученные присяжные заговорили все разом, горько сетуя на то, что такое лишение свободы плохо скажется на их делах. В итоге было решено, что в случае необходимости они смогут отправлять сообщения своим семьям – тщательно проверенные, чтобы в них не было никаких упоминаний о процессе – через конных полицейских. После этого суд объявил перерыв до следующего утра.

Погода в Дублине испортилась. Но даже непрекращающийся ливень не мог сдержать толпы людей, которые весь день обсуждали дело, подпитывая свое любопытство обрывками информации, изредка подбрасываемой им выходящими из здания наблюдателями. Когда места для публики опустели и занимавшие их люди высыпали на улицу, от них стали требовать информации о последних доказательствах против заключенного. На несколько минут Грин-стрит превратилась в Курраг в день скачек: маленькие группки людей обменивались прогнозами и качали головами от досады, узнавая о неосведомленности друг друга.

Тем временем с задней стороны здания в окружении конной полиции выехала тюремная карета, в которой находился Джеймс Споллин, и, оставшись практически никем не замеченной, быстро направилась в тюрьму Ричмонд Брайдвелл.

15

Пятница, 7 августа

Дождь не прекращался и вечером, когда присяжные нехотя уплетали дорогой ужин в расположенном неподалеку Европейском отеле под пристальным вниманием судебных приставов. Наблюдали за ними и следующим утром, когда они вернулись в здание суда на Грин-стрит – двенадцать дублинских мещан с официальным сопровождением, послушно идущих друг за другом, словно вереница школьников на экскурсии. Погода, похоже, все же приглушила общественный энтузиазм, так как в половине десятого, когда процессия из лошадей и повозок прогрохотала по Халстон-стрит и высадила Джеймса Споллина и двух тюремных офицеров у здания суда, на улице почти никого не было.

Зал был переполнен, как и в предыдущий день, и не без оснований. Большинство обладателей счастливых билетов знали, что пришла пора допрашивать детей подсудимого, и поскольку одна из сторон рассчитывала на их показания для вынесения обвинительного приговора, казалось, что судьба Споллина будет решена в ближайшие часы – де-факто, если не де-юре.

Мистер Курран, по-видимому, решил, что не справился во время допроса Энн Ганнинг, так как сразу же потребовал повторно вызвать ее в суд в качестве свидетеля. Немного посовещавшись, судьи дали согласие. На этот раз перекрестный допрос был поручен одному из младших адвокатов защиты Уильяму Сидни. Цель этой тактики сразу же стала понятна, когда мистер Сидни начал задавать вопросы о поворотном окне возле кабинета мистера Литтла. Миссис Ганнинг показала, что это окно находилось рядом с ее собственной квартирой, что лестница под ним лишена коврового покрытия и что она услышала бы, если бы кто-то поднялся по лестнице или открыл окно. В тот вечер, однако, никакого шума не было. Кроме того, она подтвердила существование третьего окна, через которое злоумышленник мог бы сбежать. Обилие дверей, окон, коридоров и лестниц настолько усложнило ее рассказ, что пришлось сделать продолжительное отступление, во время которого сначала главный судья Монахан, а затем генеральный прокурор задавали уточняющие вопросы. После того как судейская коллегия разобралась с архитектурными премудростями планировки Бродстонского вокзала, миссис Ганнинг позволили удалиться. Вместе с ней из зала суда выскользнул мистер Кеммис, в сопровождении которого в зал суда вскоре зашла Люси Споллин.

Люси была одета в пятнистое розовое платье с черной бархатной накидкой и шелковым чепцом янтарно-голубого цвета – скорее нарядно, чем официально. Она была само воплощение невинности, и вряд ли можно было предположить, что от того, что она скажет в ближайший час, может зависеть человеческая жизнь. В полной тишине ее подвели к свидетельскому креслу и взгляды всех присутствующих либо были направлены на Люси, либо метались между ней и ее отцом в попытке понять, как он отреагировал на ее появление. Он разволновался, когда дочь проходила мимо, лицо его раскраснелось, и, казалось, он всплакнул, пока она поднималась по ступенькам. Мистер Споллин не проронил ни звука – только протирал платком единственный глаз, двигая свое кресло в сторону, чтобы ему лучше было видно дочь со скамьи подсудимых.

Генеральный прокурор начал свое выступление мягко, непринужденно, спросив Люси, где она живет, как ее зовут и сколько лет ее братьям. Люси не выказала ни малейшего намека на нервозность, отвечая твердым четким голосом – очевидно, ее не беспокоило присутствие отца и сотен зрителей, которые следили за каждым ее словом. Мистер Фицджеральд спросил о распорядке дня в семье Споллинов на момент убийства. Она ответила, что семья обедала вместе в двенадцать часов дня, а в половину шестого каждый вечер отец и старший брат уходили с работы и возвращались домой к чаю.

– Мисс Споллин, помните ли вы тот день, когда был убит мистер Литтл?

– Да.

– Ужинал ли ваш отец дома в тот вечер?

– Да.

– А в котором часу ваш брат Джеймс вернулся с работы?

– В половине шестого.

– Ваш отец вернулся домой вместе с ним?

– Нет.

– Он пил чай со всеми?

– Нет, только после того, как Джеймс и моя мама поели.

– В котором часу ваш отец вернулся домой?

– Около семи или восьми.

– А что насчет вас? Вы пили чай с Джеймсом и мамой?

– Нет, мы с Джозефом пили чай после них.

– А ваш отец к тому времени был дома?

– Нет, он пришел после.

– Так когда же вы впервые увидели своего отца дома в тот вечер?

– Когда он пришел пить чай.

– Перед этим вы видели своего отца снаружи?

– Да.

– Где вы его видели?

– Он был на крыше кузницы, что напротив нашего дома.

– Где вы были в это время?

– Дома, я смотрела на него из окна.

– С вами был еще кто-нибудь?

– Да, все мои