– Занятно, – усмехнулся узник, – но мне не очень-то в это верится.

– Почему, Ваша Светлость?

– Потому что подарить невесте город – совсем не то же самое, что подарить пару серёг. О таких намерениях всегда известно загодя. Если б Матьяш собирался сделать что-либо подобное, ты бы уже знал об этом наверняка. Да и комендант знал бы.

– Почему Ваша Светлость не хочет верить в лучшее?

– Потому что у меня есть своя догадка на этот счёт, и мне кажется, что она вернее, – пожал плечами заключённый.

Джулиано, сильно разочарованный, спросил:

– И в чём же состоит догадка, Ваша Светлость?

– Ты ведь знаешь, что для всех я – чудовище и весьма редкое, на которое интересно посмотреть. Поэтому я думаю, что Матьяш желает удовлетворить чужое любопытство, к примеру, любопытство иноземных послов. Для того и нужен портрет.

– Нет, явно не для этого, – помотал головой ученик живописца.

– А я думаю для этого, – твёрдо произнёс Дракула.

– Простите, Ваша Светлость, – продолжал настаивать на своём флорентиец, – но как-то странно получается. Если король желает показывать изображение чудовища, то почему портрет заказан именно сейчас? Ведь двенадцать лет назад интерес к Вашей Светлости проявлялся куда заметнее, потому что подогревался деяниями Вашей Светлости, а теперь Ваша Светлость ничего особенного не делает… разве что ловит воронов. Так почему же Его Величество вдруг решил заказать портрет спустя столько времени?

Джулиано говорил эмоционально, жестикулировал и тем удивительнее для него казался спокойный ответ узника:

– Да, двенадцать лет – долгий срок, – сказал Дракула. – Я думаю, в этом как раз всё дело. Если за двенадцать лет Матьяш так и не решился на помилование, то вряд ли решится сейчас… но зато он знает, что годы мои идут на закат, а поскольку моя личность по-прежнему вызывает любопытство, то Матьяш…

– …решил, что надо успеть сделать портрет до того, как Ваша Светлость умрёт? – докончил флорентиец и, казалось, был расстроен больше самого Дракулы.

– Да, я думаю так, – спокойно ответил узник.

Тем временем старик-живописец успел недовольно нахмуриться и спросил, неужели ученику так трудно держать рот закрытым даже в течение часа.

Джулиано вздохнул, но тут же напомнил учителю, что в болтливости есть и хорошая сторона. Как раз болтливость послужила причиной того, что юноша легко овладевал иноземными языками, но, конечно, если разговоры мешают работе, то лучше помолчать.

Учитель ответил, что именно этого и добивается, – молчания, и потому ученику пришлось отложить дальнейшую беседу с Дракулой до более удобного случая.

Наутро после большой ночной битвы, окончившейся не совсем так, как ожидалось, Владом был созван военный совет. Все по зову государя собрались в доме некоей деревеньки, названия которой теперь никто уже не упомнит.

Бояре-жупаны сидели на лавках вдоль стен почти вплотную, ведь здесь присутствовали не только те, кто всегда заседал на княжеских советах, но и начальники больших тысячных отрядов.

Князь сидел напротив двери аккурат под иконами, нарисованными местным художником неумело, но старательно. На той, что в середине, был виден распятый человек, одетый в красную одежду, по крою неотличимую от той, что носят румынские крестьяне. Справа и слева парили краснокрылые ангелы, а у подножия креста притаились твари с птичьими головами, чешуйчатым телом, рыбьими хвостами и крыльями-плавниками. На левой стороне иконы, как и положено, стояла Богоматерь, а на правой – Иоанн Богослов, но Владу, который перед тем как сесть на своё место, внимательно рассмотрел все изображения, особенно запомнились странные существа, которые, несомненно, были дьяволы.

«Тот, кто нарисовал их здесь, прав, – подумал румынский государь. – Как же дьяволам было не беспокоиться о том, что Христос, приняв крестные муки, решил спасти всех людей. Конечно же, дьяволы очень не хотели, чтобы кто-то был спасён, и пусть они не могли помешать Христу, но наверняка крутились поблизости в надежде на некий благоприятный для себя случай. Дьяволы всё время хотят помешать хорошему делу. Этой ночью в битве я хотел спасти множество жизней, убив Мехмеда, но ему будто сам дьявол помог ускользнуть!»

Меж тем боярин Буриу по приказу Влада вышел вперёд и докладывал:

– Раненых у нас много, почти треть войска, зато убитых почти нет. Убитых было бы ещё меньше, если б турецкая конница не погналась за нами после битвы, на рассвете.

– Думаю, зря мы всё-таки, когда уходили от вражеского лагеря, не забрали с собой добытые в бою пушки, – сказал кто-то из бояр. – Если б мы всё забрали, то турецкие конники не решились бы нас догонять – испугались бы, что мы опять начнём палить, а так враги увидели, что пушек у нас теперь нет, и осмелели.

– Орудия были слишком тяжелы! – возразил ему ещё один боярин. – Вспомни, как долго сами турки волокли свои пушки с другого конца лагеря, чтобы палить по нам. Приволочь так и не успели!

– Как бы там ни было, самих турок мы хорошо потрепали, – продолжал Буриу. – Каждый из наших воинов клянётся, что убил хотя бы одного поганого, а значит, турок полегло тысяч тридцать. С нашей же стороны – около тысячи.

– Погоди наших убитых подсчитывать, – ответил князь. – Войко вернётся, тогда и подсчитаем.

Буриу вздохнул, как если бы хотел спросить: «Вернётся ли?» – но сдержался и вместо этого произнёс:

– Войко знает, как вызволять людей из беды, да и его самого Бог всегда бережёт от напастей, но чем закончится посольство Войко к султану, нам неведомо. Мне, как и тебе, государь, горько, что не все наши братья вернулись с ночной битвы. Потому я и принял должность начальника конницы пока что на время. Если окажется, что Молдовен жив, и если Войко сумеет вызволить его и остальных из плена, я буду только рад, но… надежды на это мало.

– Я и сам это знаю, мой честный Буриу, – ответил ему Влад. – Однако если бы я не верил, что Бог ещё может проявить к нам милость, я бы не отпустил Войко, как бы тот ни просил.

– Государь, – возразил Буриу, – Бог и так милостив к нам. Бог даровал нам победу над врагом, превосходившим нас числом вчетверо! Вот хорошая новость, с которой можно отправиться к Матьяшу и напомнить королю, что он должен поспешать к нам со своим войском. Ведь король уже вернулся из Словакии.

– Вернулся, – князь скривил губы. – Матьяш покончил со словацкими делами давным-давно. Когда султан лез к нам через Дунай, Матьяш уже мог бы идти к нам на помощь, но почему-то медлит.

– Так, может, его поторопить? – забеспокоились бояре. – А? Мы же его ждём!

– Я не знаю, как поторопить, – снова скривился Влад. – Его Величество очень не любит, когда ему указывают. Помнится, Матьяш даже посадил в крепость своего родного дядю за то, что тот слишком настойчиво давал племяннику советы.