– Не знаю, могу ли я с этим согласиться, мама. Ведь я понятия не имею, о чем именно ты сейчас говоришь.

– Я говорю о… – Мать преувеличенно трагически вздохнула. – Бедная, бедная Люсинда…

Люси тоже вздохнула и с улыбкой пробормотала:

– Бедная я, бедная…

– О чем это вы?.. – пробурчал Джек.

– Я очень надеялась поговорить с тобой наедине до вашего разговора с матерью, – сказала Люси. – Мы ведь тебя видели, Джексон, вчера вечером.

– Вчера вечером? – переспросил Джек.

– Да, вчера вечером, – заявила мать. – Нас пригласили сопровождать американского посла и его жену на одно светское мероприятие. И мы тебя увидели. Но ты ушел раньше, чем мы успели к тебе подойти. Ты должен знать, Джексон, что являешься предметом множества сплетен и догадок.

– Ничего удивительного. – Он рассмеялся.

– Это не смешно. – Мать сверкнула глазами. – Грэхемы никогда не были темой для слухов и намеков.

– А жаль… – пробормотала Люси.

– Зато Чаннинги – очень часто, – заметил полковник, пожав плечами.

– Я, конечно, не удивилась, услышав, что тебя называют… чем-то вроде блудного сына. – Мать возвела глаза к потолку. – Но была ужасно шокирована, узнав, что ты обручен.

Джек внимательно посмотрел на мать. Он совсем не хотел, чтобы Люси узнала о Теодоусии таким вот образом, но что поделаешь? И было ясно: отрицать свою помолвку совершенно бессмысленно и просто-напросто глупо. К тому же, очень вероятно, что они вчера вечером видели, как он танцевал с Теодоусией. Конечно, можно было рассказать правду про мнимую помолвку, но этот вариант он отбросил почти сразу же. Или признаться, что он и впрямь намерен жениться на леди Теодоусии Уинслоу? И ведь это – чистейшая правда, которую он осознал только сейчас.

Джек откашлялся и наконец заговорил:

– Я понимаю, что это очень тебя удивило, однако же…

– Удивило?! – воскликнула мать. – Я была просто потрясена! Подумать только!.. Ты совершил такой шаг, даже записки мне не написав! И, конечно, бедная, бедная Люсинда…

– Бедная я, бедная… – Люси скорбно покачала головой.

– Мама, я не знал, что мне требуется твое одобрение, – холодно произнес Джек.

– Дело не в том, что тебе требуется мое одобрение, – ответила мать. – Дело в том, что я с этой молодой леди даже не знакома. Возможно, она совсем тебе не подходит.

– Хотя все отзываются о ней очень хорошо, – услужливо подсказала Люси.

– И пусть ты не обращаешь никакого внимания на мои чувства, – продолжала мать, – но как насчет нее? – Она указала на Люси. – О ее чувствах ты подумал? О, бедная, бедная Люсинда…

Люси вздохнула с преувеличенным драматизмом и снова пробормотала:

– О, бедная я, бедная…

– Послушай, Люси… – Джек внимательно посмотрел на нее, и ему показалось, что она вовсе не расстроена. Или все-таки расстроена и просто из гордости делала вид, что это не так? И в самом ли деле она освободила его от всех обязательств? Или он неправильно ее понял? Ох, ему ужасно не хотелось огорчать ее. – Люси, ты…

– Я предпочла бы не говорить об этом в присутствии твоих родителей, Джексон. – Люси встала. – Может быть, мы можем побеседовать в другом месте?

Он тотчас кивнул.

– Да, конечно.

– Джексон, по-моему, мы еще не закончили! – негодующе воскликнула мать.

– Думаю, нам с тобой больше не о чем говорить, – ответил Джек. – Но я подозреваю, что отцу есть что тебе сказать.

Полковник утвердительно кивнул.

– Совершенно верно, Бетти.

Мать стиснула зубы. Джек подавил желание ухмыльнуться и просто вежливо улыбнулся. Несмотря на все свои ошибки и недостатки, эта женщина оставалась его матерью и делала то, что, по ее мнению, являлось для него благом.

– Бетти, ты останешься на Рождество? – спросил полковник.

Она взглянула на него и со вздохом ответила:

– Если ты не против.

– Я мечтал встретить здесь с тобой Рождество целых тридцать лет, – галантно произнес отец.

– Очень сомневаюсь. – Мать усмехнулась. – Думаю, ты обо мне вообще никогда не вспоминал, пока не узнал про сына.

– Ты очень ошибаешься, Элизабет. – Отец помолчал. – И знаешь, не только ты совершала ошибки. – Он посмотрел жене прямо в глаза. – Очевидно, нам с тобой и впрямь нужно хорошенько поговорить.

– Очевидно. – Она тоже помолчала, потом тихо сказала: – Нельзя ли считать, что моих предыдущих слов, ну… насчет…

– Насчет искупления вины? – спросил полковник. – Ты полагаешь, этих слов достаточно, чтобы исчерпать тему? О, их даже началом-то назвать нельзя, – добавил он с ухмылкой.

– Именно, этого я и боялась, – пробормотала мать.

– От бренди не откажешься? – спросил отец.

– Боже правый, нет, конечно же. – Мать с облегчением вздохнула. – Я боялась, что ты опять предложишь мне чаю.

Люси с Джеком переглянулись и направились к двери. Он открыл дверь, выпуская Люси, и вышел вслед за ней.

– Хоть я и люблю чай, – продолжала мать, – но не в таких же количествах, как у вас тут…

Джек закрыл за собой дверь.

– Можно поговорить в библиотеке, если хочешь.

– Хорошо, – ответила Люси.

Они направились в библиотеку. Джек не мог припомнить, чтобы хоть раз в жизни чувствовал себя неуютно рядом с этой девушкой, однако сейчас ему было не по себе – он по-настоящему нервничал.

Люси окинула взглядом роскошную библиотеку Миллверта.

– О, как тут чудесно! – Она прошлась по комнате. – Очень похоже на библиотеку твоего деда, только больше и древнее. И заполнена историей твоей семьи и прошлым. Это все портреты предков?

– Думаю, что да. – Джек улыбнулся. – Пока я и сам не во всем разобрался.

Люси остановилась перед портретом женщины и трех девочек.

– Это твоя тетя?

Он кивнул.

– Близнецов зовут Камилл и Берил, а третью дочь – Делайла.

Не отрывая взгляда от картины, Люси заговорила:

– Ты поменял свое мнение, да?

– О чем?

– Ну… ведь ты, уезжая, сказал, что совершенно не намерен принимать титул. И тогда ты собирался вернуться в Нью-Йорк. А вот теперь… – Она взглянула на Джека. – Мне совершенно ясно, что у тебя все изменилось. И ты сам изменился.

Джек понимал: отрицать это не имело смысла. Да, он был уже совсем не тот человек, который говорил ей «до свиданья» меньше двух месяцев назад.

– Если честно, то насчет титула я еще не решил, – ответил он.

Люси снова пошла вдоль стен, время от времени останавливаясь перед каким-нибудь портретом. Остановившись перед мужчиной в одеянии прошлого века, она вдруг спросила: