Сидя на ступенях Верховного суда под надписью «Правосудие для всех», я покуриваю, гляжу на звездное небо и вдруг понимаю, что с этим городом не так. Все здания — примерно одинаковой высоты, и горизонт отсутствует. И только монумент Вашингтона задевает ночное небо как огромный средний палец всему миру.

Смешно: в зависимости от решения Верховного суда праздник по случаю моего возвращения домой мог оказаться и прощальным перед тюремным заключением, поэтому на кухне был натянут транспарант «Конституциональный ли вопрос или институциональный — он подлежит решению». Марпесса собрала только близких друзей и соседей Лопесов. Все, кто добрался до моей берлоги, собрались вокруг Хомини, героя дня, и смотрели потерянных «Пострелят».

Фоя признали невиновным в покушении на убийство в состоянии временного помешательства, но гражданский иск против него я все равно выиграл. Это, в общем, было очевидно: как и у большинства американских знаменитостей, баснословное состояние Фоя и существовало только в баснях. Единственной ценностью, которая у него оставалась после того, как он продал машину и выплатил гонорар адвокату, оказалось то единственное, что мне от него было нужно, — фильмы «Пострелят». Мы запаслись арбузом, джином, лимонадом и шестнадцатимиллиметровым проектором и приготовились посвятить вечер крупнозернистому черно-белому дремучему расизму, невиданному со времен «Рождения нации», или всего, что сейчас показывают на канале ESPN. Через два часа мы изумлялись, ради чего Фой вообще страдал. Хомини, конечно, был счастлив лицезреть на экране свой образ, но сокровищница была заполнена материалом, который на MGM забраковали. К середине сороковых сериал вообще не отличался новыми идеями, вел посмертное существование, но эти выпуски были особенно ужасны. В поздних фильмах актерский состав остался неизменным — Фрогги, Микки, Гречиха, мало кому известная Жанет и, конечно же, Хомини в эпизодических ролях. Однако послевоенные серии ужасно серьезны. В серии «Нацист что надо» дети выслеживают немецкого преступника, выдающего себя за педиатра. Расизм герр доктора Джонса обнаруживается, когда к нему на прием приходит заболевший Хомини и слышит ехидное: «Я ффижу, мы не до всиех тобрались ф фойна. Фот тибье пильюли с мышьяком, фероятно, помогут. Йа-йа». В «Необщительной бабочке» Хомини играет редкую для себя главную роль. Мальчик так долго проспал в лесу, что бабочка монарх успела сплести кокон в его спутанных волосах. Перепуганный Хомини бежит к мисс Крэбтри, снимает шляпу и показывает свое открытие мисс Крэбтри, которая заявляет, что у него завелась хризалида[268]. Дети же, решив, что это «сифилида», помещают Хомини в «гарантин». Впрочем, нашлось и несколько настоящих жемчужин. Чтобы как-то оживить проект, студия решила снять адаптированные версии театральных постановок с «пострелятами» в ролях. Ужасно жаль, что зрители так и не увидели Гречиху в роли Джонса Брутуса и «мутного Смитерса» Фрогги в «Императоре Джонсе»[269]. В обойму вернулась Дарла, блестяще отыграв в «Антигоне». Не менее прекрасен Альфальфа в роли обманутого Лео в пьесе Клиффорда Одетса[270] «Потерянный рай». Однако по большей части в архиве не оказалось ничего такого, что заставляло бы Фоя так старательно оберегать пленки от общественности. Тот же оголтелый расизм, но не более опасный, чем однодневная поездка в законодательное собрание штата Аризона[271].

— Сколько там до конца, Хомини?

— Еще пятнадцать минут, масса.

На фоне поленницы вспыхивает название «Ниггер и дрова, дубль 1». Через пару секунд из-за поленницы выглядывает голова чернокожего мальчика с умильными, как у маленького тюленя, глазищами. «Черный парень!» — говорит мальчик и хлопает своими длинными ресницами.

— Хомини, это ты?

— Если бы. Этот парень вообще не актер.

Слышно, как за кадром режиссер кричит: «Я вижу дрова и не вижу ниггера. Фой, постарайся, пожалуйста. Я понимаю, что тебе всего пять лет, но, черт возьми, сделай это пониггеристей». Второй дубль как минимум впечатляющий, однако за ним следует очередная малобюджетная короткометражка «Нефтяные магнегры» с тремя основными персонажами: Гречихой, Хомини и доселе никому не известным маленьким постреленком Черным парнем, обозначенным в титрах как Крошка Фой Чешир, моментально ставшим звездой в этом последнем, так никем и не обнародованном шедевре «Пострелят».

— О боже! Я помню, я помню, как мы это снимали!

— Хомини, прекрати прыгать, не загораживай экран.

В фильме «Нефтяные магнегры» после встречи в темном переулке с долговязым ковбоем в огромной шляпе три постреленка катят по безмятежным улицам Гринвиля полную тачку денег. Чтобы умаслить «банду», которая подозревает неладное, богатенькое трио, постоянно одетое в смокинги и цилиндры, водит друзей в кино и угощает их конфетами. Доходит до того, что они покупают оборвышу Мики дорогой кэтчерский набор, на который тот давно любовался в витрине магазина спорттоваров. «Банду» не устраивает, как Гречиха объясняет новообретенное богатство: он якобы нашел четырехлистный клевер и выиграл в ирландскую лотерею, и «пострелята» выдвигают разные теории. Они стали букмекерами в подпольной лотерее? Они играют на скачках? Или умерла Хэтти Макдэниел[272] и завещала им все свои деньги? В конце концов пострелята угрожают Гречихе исключением из «банды», если тот не скажет правду. «Мы — в нефтяном бизнесе!» Ребят гложет сомнение, ведь рядом нет нефтяной вышки. И тогда Хомини отводит всех на тайный склад, внутри которого происходят страшные вещи. Плохие чернокожие дяденьки собрали всех детей из Ниггертауна и забирают у них через капельницу черную кровь — по пять центов за пинту. Капля за каплей канистры наполняются черной кровью. В конце фильма маленький Фой в подгузниках оборачивается к камере, состраивает рожу: «Я Черный парень!» и милосердно исчезает под знаменитую музыкальную тему.

Наконец тишину нарушает Король Каз:

— Теперь понятно, почему Фой свихнулся. Я бы тоже сошел с ума, если бы на моей совести лежала подобная херня. А ведь я живу тем, что отстреливаю всяких ублюдков.

У сурового гангстера Стиви, беспощадного, как свободный рынок, и невозмутимого, как вулканец[273] с синдромом Аспергера, покатилась по щеке слеза. Он берет банку пива и предлагает тост:

— Даже не знаю, как сказать… За тебя, Хомини. Ты лучше меня. Думаю, «Оскару» надо бы учредить награду «За прижизненные достижения» для чернокожих актеров, потому что вам пришлось тяжко, ребята.