Кашечкин, знавший их ловкость, выскочил из машины и тут же начал проверять крепление.

– Готово, командира! – крикнул один из солдат.

– По машинам!

Вьетнамцы, на ходу оправляя ветки маскировки, полезли в крытый брезентом кузов. Водитель попытался, было сесть за руль, но Кашечкин не позволил.

– Иди в кузов, малярия! Потом сменишь.

Водитель убежал.

От двигателей тягачей, вытаскивающих из укрытий блоки станций и пусковые установки, стоял такой рев, что невозможно было спокойно говорить и приходилось кричать. Кашечкин дал газ, тягач с натугой вытащил кабину из блиндажа. У выезда на просеку стоял майор Гора с флажками и строил колонну.

– Майор! – Кашечкин высунулся в окно. – Водитель заболел! Я сам поведу колонну!

– Давай! – майор отмахнул флажком, и многотонный тягач, тяжело переваливаясь, пошел за легким «газиком» колонновожатого Тхан Донга, в котором сидел и сам Сорокин. Кашечкин знал, что замыкающую машину поведет Гора.

***

На вторую позицию вела дорога, в конце переходящая в специально прорубленную просеку. Ехали больше часа, двигатель перегрелся, зато хорошенько высох, и вечно сырые свечи перестали дергать. Кашечкин слегка прибавил, подтягиваясь к ведущему, и тут из леса выскочила целая толпа вьетнамцев, которые встали вдоль дороги. Не успев понять, в чем дело, Кашечкин притормозил, и только тут в сумраке леса рассмотрел огромную лужу, почти болото, через которую шла дорога.

Ведущий «газик» смело прибавил, нырнул в болотину, от него в разные стороны полетела грязь и пошел пар от двигателя. Машина села на брюхо и взвыла, забуксовав.

Тут же к застрявшей машине кинулась целая толпа вьетнамцев с шестами из толстого бамбука наперевес. Подсунув шесты под брюхо газика, они буквально на руках поволокли его вперед и вытолкнули на сухое место. Сорокин и Тхан Донг выскочили из дверей и, по колено утопая в грязи, пошли назад, к тягачу Кашечкина. Прямо за ними толпа вьетнамцев поволокла бревна, ветки и огромные листья в болотину.

– Вперед! – скомандовал Сорокин, подбегая к тягачу.

– Не пройдет! – с сомнением покачал головой Кашечкин.

– Вперед! Они выволокут!

Кашечкин дал полный газ и на пониженной передаче повел тягач в мерзкую жижу. Машина клюнула носом, он почувствовал, что колеса проворачиваются, не находя опоры.

И тут же под машину засунули шесты. Хрипя от натуги, мокрые, потные, грязные, маленькие узкоглазые солдаты налегали на рычаги. Кашечкин осторожно манипулировал газом, и тягач ревел, хрипел, буксовал, но полз вперед.

– Ну же, ну! – подбадривал его Кашечкин, вцепившись в руль. – Давай, давай! Там наши погибают, им помочь надо.

И, будто слушая его, тягач полз вперед. Маленькие, похожие на детей солдаты ломами, руками и палками волокли двенадцатитонную сцепку через болото на своих плечах. Кашечкин вел эту гору железа, следя в зеркало за прицепом. Его операторы выскочили из кузова и тоже месили грязь.

Наконец тягач выполз на сухое место, и Кашечкин попытался вылезти, чтобы помочь остальным.

– Куда! – Сорокин, весь в грязи, стоял рядом. – Тхан Донг, Кашечкин, по местам. Вперед!

– Давайте двумя тягачами потянем! – предложил Кашечкин.

– Некогда. Вперед, разворачивать позицию, пока нас не ждут. Время!

– Есть!

Кашечкин вернулся на место.

– Готов! – закричал он и махнул Тхан Донгу. Колонновожатый тронулся. Кашечкин за ним. На сухое место с ревом вылезал еще один тягач. Колонна, не снижая скорости, шла дальше. И эту скорость, как все понимали, давали ей маленькие трудолюбивые вьетнамские солдаты и крестьяне, на руках переносившие тягачи.

***

Рузаев услышал сухой треск «Калашникова», доносящийся снизу. Ему ответило харканье американских М-16. Еще выстрелы. Глухо хлопнула граната, еще одна.

Рузаев осторожно пополз на выстрелы. Маленький солдат вел свой последний бой, уводя «коммандос» от командира. Одного десантника он поразил насмерть, почти в упор, подкравшись к нему в кустах. Два других обошли его и спокойно, методично забросали гранатами. Все было кончено.

Рузаев потянулся к кобуре и замер. Десантники, маскируясь, мелкими перебежками двинулись вперед. Янки старались соблюдать тишину, двигались, используя укрытия, видимые среди кустов нижнего яруса. Но вот только Рузаев, наблюдая эту картину сзади, хорошо видел их спины, украшенные громоздкими ранцами и каски, в которые для маскировки были воткнуты ветки. И совсем уж нелепо выглядели черные очки, плотно насаженные на переносицу одного из янки.

Американцы подбежали к оставленному пулемету, посмотрели вниз, на обломки вертолета и, о чем-то недолго посовещавшись, направились вниз. Они двинулись в сторону Рузаева, так и не видя его, и на своем пути должны были пройти совсем близко.

Рузаев осторожно вытащил свой любимый, верный, пристрелянный, еще военных времен, «ТТ», аккуратно сдул соринку с рукоятки и передернул затвор. Затем он пристроился к развилке сучьев и пару раз глубоко вздохнул, успокаивая биение сердца. Американцы двигались чуть в стороне от него. Они быстро приближались. Наконец, первый янки пробежал метрах в тридцати, зорко оглядываясь по сторонам, залег и замаскировался, выставив довольно толстый зад. Второй двинулся чуть дальше, немного пробежал и прижался к стволу дерева, повернувшись спиной к Рузаеву. До него было далеко, с полсотни метров, но Рузаев верил своему пистолету и не имел предрассудков. Он глубоко вздохнул, ласково обнял ребристую рукоять и нежно-нежно нажал спуск. Раздался выстрел, отдача сбила прицел. Рузаев снова выдохнул и выстрелил еще раз. Десантник дернулся, выронил автомат и медленно упал на землю. Его напарник, длинноволосый, растрепанный, вскочил, сорвал темные очки и начал дико озираться. Рузаев прижался к дереву и замер, не дыша и прикрыв глаза, чтобы их блеск не выдал его. Выждав немного, Рузаев осторожно выглянул из укрытия и, наконец, разглядел лицо противника. Американец бестолково крутил головой и стоял столбом, забыв всю свою выучку. Это был совсем молодой парень, почти мальчик, мускулистый и загорелый. Красивые сильные руки сжимали ложе автоматической винтовки. Лицо его, с темными печальными глазами, показалось Рузаеву каким-то чужим и холодным. Это было лицо, лишенное мелких черт вьетнамца или мягкости русского. Это было породистое лицо с квадратной челюстью, с обложки дорогого журнала.

Рузаев поднял пистолет и снова тщательно прицелился. На этот раз цель была ближе, но и условия стрельбы сложнее. И все же Рузаев выстрелил.

Пуля попала точно в плечо. Глаза американца расширились, он выронил оружие и со стоном осел в кусты. Рузаев бросился к нему. Янки лежал без сознания. Рузаев потянул рукав рубахи, перевернул того на спину и осмотрел. Кровь обильно текла из простреленного плеча. Рузаев заломил здоровую руку за спину и притянул ремнем. Ткань рубахи американца была плотная, крепкая, чистый хлопок. Рузаев оторвал рукав, разорвал его вдоль и привычно и ловко начал перевязывать матерчатыми лентами раненое плечо. Американец очнулся и застонал. Испуганно и