Повесть об этом дивном растении везде вполне принимали на веру, её повторяет наш Окольский и ещё более поздние авторы.

Такими повестями о чудесах, о заколдованных принцессах и принцах, приезжающих за ними издалека, кормили её печальную молодость. В этом одиночестве Анна[4] раньше созрела, раньше расцвела, быстро потеряла весёлость, которую в её поположении может иметь только ребёнок. Она часто спрашивала окружающих о том, что ей в собственной жизни казалось непонятным, но ей не могли или не хотели объяснить.

Однажды вечером она в задумчивости сидела на валах замка под вишнёвыми деревьями, вокруг царила тишина, ярко заходило солнце, когда от дремотного раздумья, что крутится по голове, подобно неясному сновидению, её пробудила какая-то песня. Голос был чужой, незнакомый, мужской, шёл снизу, с речки. Стая диких уток сорвалась из зарослей и пролетела над замком, а русская песенка звучала и звучала.

Анна с удовольствием её слушала, потому что это было новым для неё. Такой свежий, приятный, сильный мужской голос впервые попал в её ухо. Она искала глазами певца. По Бугу плыл на лодке молодой человек и, подняв глаза на замок, немного задумался; в лодке лежало ружьё. Юноша был красив, одет, как одевалась шляхта, на спине была торба, в руке было весло, на голове — соломенная шляпа.

С детским любопытством вскочила Анна на вал, чтобы посмотреть на него ближе. Он поклонился. Наверное, не знал, с кем говорил, потому что фамильярно сказал ей:

— Вы меня подслушали.

— Извините, пойте.

— Это русская песенка.

— Я люблю русские песенки.

— Лучше петь, когда никто не слышит.

— Почему?

— Человек, думая, что его слушают, хотел бы петь как можно лучше, а не сможет даже хорошо петь.

— Кто вы? Откуда? Первый раз вас тут вижу.

Незнакомый парень указал на рощу вдалеке, темнеющую на холмах.

— Это моя Слобода; или, скорее, отцовская, но отец далеко, я тут один. А вы здешняя? — спросил он.

— Здешняя, — отвечала, покраснев, Анна.

Одежда княгини её сословия вовсе не показывало; скромное платьице могло одинаково скрывать служанку шляхтинку при княгини, как её самое. Возможно, шляхтич и не знал, кто жил в замке; поклонился, улыбаясь, поднял весло и, долго оглядываясь, плыл дальше.

На следующий день вечером вновь звучала думка молодого охотника, который плыл из своего хутора на уток и повернул к замку, остановился, поглядел. Анна стояла на валу.

Они сказали друг другу несколько слов.

— До свидения! — сказал парень и поплыл дальше.

На третий день дольше, чем в предыдущие, лодка стояла на Буге, дольше стояла княгиня, опершись о палисад вала; а, когда уезжал, парень не попрощался с ней, она долго за ним смотрела, долго, пока он не исчез где-то в тростнике. Та смотрела на дрожащий тростник, пока он дрожал, потом в вечерний сумрак, и наконец вернулась в замок. Он не знал, кто она была, считал её равной себе, дочкой управляющего, служанкой — и не спросил, кто она. Она даже не думала, кто он такой.

Четырнадцатилетняя в то время княгиня, однако казалась старше своего возраста; стройная, блендая, светловолосая, голубоглазая, с печальным выражением лица, она легко могла привлечь юношу, который видел только загорелых и румяных деревенских девушек. Грусть её лица даже непередаваемо её украшала.

В одиночестве легко привыкнуть к первому, кто его прервёт и прояснит. И Анна привыкля к ежевечерним визитам соседа, к его песенкам, беседам с ним, к весёлым шуткам, которыми он её развлекал. Никто на неё не смотрел, никто этим вечерним свиданиям не мешал, они имели очарование тайны, без всякой опасности.

Так долго, очень долго они общались, много не зная друг о друге и забавлялись, не заглядывая в будущее. О себе они не говорили. Не знаю, как назвать это чувство, которое сплотило двух сирот (и тот был почти сиротой). Любовь сильна, неудержима, дружба — слишком холодна, привычка — безразлична. Они любили друг друга, но не обычной знакомой нам любовью, не одной только приязнью, не этой холодной привычкой. Анна любила его, как первую в жизни игру, первую, может, собственность, как любят того, кто вперёд нас заметил, полюбил и привязался к нам. Он любил её, как чудесное, прекрасное явление, о происхождении которого спрашивать не смел, дабы не исчезло. В первый вечер почти фамильярный, в последующие он стал робким, пугливым, послушным кивка, благодарным за улыбку. Большего он не желал.

Не знаю, как скоро он узнал, что незнакомая девушка была княгиней; но потом он уже не показался в лодке, на Буге, не было вечерних свиданий. Беспокойная Анна напрасно ждала.

Спустя некоторое время она увидела его в замке. Была тревога со стороны татар, туда сбежались все соседи, он хотел ими командовать, потому что руки в таком случае дороги. Но прибывший явно избегал княгиню.

Татары рассыпалсь по округе и грабили, шляхтичу пришлось остаться в замке дольше, чем предполагал. И они снова, снова сблизились, заключили почти новое знакомство, но теперь более тесное, более живое, более страшное для будущего. Он, благодарный, что она его выбрала, поклялся ей пожертвовать всей жизнью, она со слезами на глазах говорила ему тихо:

— Опекун женит меня на своём сыне, на моём брате, не могу быть твоей.

— Ты княгиня, ты богата, я шляхтич; я знаю, что ты моей не будешь! Но когда выйдешь замуж, я брошусь на войну и дам убить себя татарам.

И плакали так тихо, и говорили так скрытно, что никто не видел слёз и слов не подслушал. Никто об это не мечтал.

Княгине было почти пятнадцать лет, она росла, развивалась с тем чувством, которое росло с ней вместе, увеличивалось, без надежды на будущее. Он был печален, всё более дик, всё более нетерпелив, и с каждым разом, когда приходил в замок, когда они тайно виделись, казалось, чего-то очень боится.

Наконец однажды вечером в ворота постучали, князь, дядя, приехал с сыном и привёз с собой ксендза. Через несколько дней Анна вступила в брак. К кампании её мужа, выходившего к Днестру за татарами, присоединился незнакомый сосед с Буга. Мужа привезли раненного стрелой в глаз; тот больше не вернулся.

И о нём было не слышно, и она не смела о нём спрашивать, и может, забыла его?

Не знаю, с таким количеством слёз могло утечь весеннее воспоминание о нескольких более радостных днях. Чего только люди не забывают?

IX

Татарский плен

Порой удивительно складываются судьбы людей. Княгиня, никем в жизни не любимая (потому что у мужа