Дон Мануэль стал проявлять нетерпение: с грохотом придвинул по каменному полу к столу свой стул, сел и поставил локти на заваленный картами стол. Капитан Фаренгейт вытащил трубку изо рта и показал мундштуком на разрисованные листы.

— Вы тоже любите с ними возиться?

— Только когда этого требуют обстоятельства, — сухо ответил дон Мануэль, он уже полностью пришел в себя.

— Понятно, — удовлетворенно констатировал гость. Он делал все подчеркнуто неторопливо и невозмутимо.

— Может быть, мы начнем? — все больше нервничая, предложил алькальд. — Ваш визит — такая редкость. Нам хотелось бы услышать что-нибудь интересное от вас.

— Услышите.

— Итак?

— Я явился к вам, чтобы сделать одно очень выгодное предложение. Для вас выгодное.

— Вы явились как парламентер?

— Нет, я явился как перебежчик.

— Тогда, надеюсь, вы понимаете милорд, что вы у нас в плену и мы не рассматриваем вас как равноправную сторону на переговорах.

— Я и не претендую на подобную роль, — сказал капитан, смачно затягиваясь.

— Тогда не тяните, клянусь святым Франциском! — вступил в разговор командор Бакеро.

— Сначала я вкратце обрисую вам положение дел.

— Если считаете нужным. Оно нам, в общем-то, известно.

— Так вот. Мои люди, недовольные тем, как развиваются события, решили было взбунтоваться. Мне пришлось застрелить главаря бунтовщиков, но полностью утихомирить их вряд ли возможно. Мне пришлось обещать, что я явлюсь на сход команды, — есть в законах берегового братства такой законодательный орган…

— Нас не интересуют ваши бандитские правила, — сказал дон Отранто.

— Напрасно, — улыбнулся капитан Фаренгейт, — всякое знание рано или поздно приносит пользу.

— Оставьте этот многозначительный тон, — прервал его дон Мануэль, — ваши взгляды на жизнь нас не интересуют. Вы у нас в руках, а не мы у вас.

— Не забывайте, что я предался в ваши руки добровольно.

— Это не имеет ровно никакого значения. Или по крайней мере только то, что результатов этого схода команды, как вы выразились, вы боитесь больше, чем нашего плена.

— Может быть, и зря, — мрачно сказал Бакеро, — слава о кастильском мягкосердечии распространилась, конечно, широко, но с вашей стороны было слишком наивно доверяться молве.

— Я и сам люблю мрачный юмор, — вежливо кивнул командору капитан Фаренгейт, — может быть, у нас будет случай посостязаться в этом искусстве.

— К делу, милорд.

— Так вот, вы, вероятно, уже поняли, что я решил не дожидаться результатов этого схода и перешел к вам.

— Ну, мы уже выразили свой восторг по этому поводу, — сказал сеньор Отранто, — что дальше?

— Дальше я хочу сказать, что считаю себя обвиненным несправедливо. Таких оскорблений, которых я наслушался за последнюю неделю, и таких обвинений я не слыхивал прежде ни в роли пиратского капитана, ни в качестве королевского губернатора. Народ сильно измельчал за те годы, пока я был не у дел. Оказалось, что руковожу бандой негодяев и идиотов.

— И вы решили отомстить? — вежливо улыбнулся дон Мануэль. — Я что-то не верю в столь стремительную перемену веры.

— В моей жизни случалось и не такое. Однажды, как вы знаете, мне пришлось пойти на подобную стремительную перемену. Но сейчас мною руководит не только мстительное чувство.

— Что еще? — наклонился вперед Бакеро, пожирая капитана круглыми черными глазищами.

— На первом плане у меня не мстительное чувство, а родственное.

— То есть?

— Понимая, что свою жизнь мне не спасти, решил попробовать спасти хотя бы своих детей.

— Детей? Дочь! — поправил его командор.

— Нет, я выразился правильно. Именно — детей. Помимо дочери Элен, для которой я пригнал сюда целую армию, где-то тут у вас сидит под замком мой сын Энтони.

Говоря эти слова, капитан Фаренгейт смотрел на алькальда, и поневоле взоры всех остальных тоже обратились на дона Мануэля. Он нехотя кивнул, и в ответ командор Бакеро нахмурился, а дон Отрандо пожевал губами — им не понравилось, что от них скрывался столь важный факт.

— И что же вы хотите предложить взамен за освобождение ваших детей? — обратился Бакеро к гостю.

— Немедленную и полную победу над моей взбунтовавшейся армией.

— Она у нас и так почти в кармане, — заявил Бакеро.

— Во-первых, до победы вам еще очень и очень далеко. Корсары знают, что в случае плена их не ждет ничего, кроме виселицы или, в лучшем случае, сахарной плантации, и драться они будут так, что ваша победа почти наверняка будет пирровой. А во-вторых, может статься, что она вообще достанется дону Диего. Насколько я знаю, за ним водится слава лихого вояки, и сил у него поболее вашего.

Только природная смуглость кожи скрыла то, как отчаянно покраснел дон Мануэль. Этот старый англичанин обнажил перед всеми самые затаенные его мысли. Впрочем, он напрасно боялся, у него были союзники в нежелании делить будущую победу с кем бы то ни было. Один командор чего стоил. Про себя ветеран решил уже, что предложение этого хитрого англичанина заслуживает того, чтобы его по крайней мере как следует изучили.

— Вы утверждаете, что можете способствовать нашей скорой победе над вашими пиратами?

— Очень скорой и почти с вашей стороны бескровной.

— И в чем состоит ваш замысел?

— Конечно, я не стану его скрывать от вас, но сначала мне нужно принципиальное согласие.

Все снова обратили взоры на алькальда; он не участвовал в разговоре и, казалось, думал о своем. Так оно и было. Он в отличие от своих подчиненных вынужден был рассматривать предложение перебежчика еще и с точки зрения личного интереса. С военной точки зрения оно выглядело заманчиво, превосходно, отказаться от него в присутствии командора Бакеро, дона Отранто и других офицеров и чиновников магистратуры было невозможно. Но принять его — значило отказаться от Элен. Это тоже было невозможно: Этот англичанин оказался хитрее, чем он о нем думал.

Все выжидающе молчали, нужно было что-то отвечать.

— Хорошо, — через силу сказал дон Мануэль, — допустим — только допусстим, — что все, что вы сейчас наговорили, сэр Фаренгейт, не уловка, а правда. Хотя лично мне в это верится с трудом. В самом деле, как можно подставить под полное уничтожение целую тысячу пиратов, притом таких отменных, как вы сами только что говорили, вояк! Но, повторяю, допустим, что все это правда.

— Правда, — спокойно подтвердил гость.

— Так вот, я не могу согласиться на все выдвинутые вами условия.

Присутствующие испанские офицеры нахмурились. Открыто возражать начальству было не в их правилах, но поведение алькальда им не нравилось и они не собирались слишком уж это скрывать. Сначала он, выкрав девчонку, навлек на город пиратское нашествие, теперь он не хочет ее отдать, чтобы от этого нашествия город избавить.