— Я ищу флакон из синего стекла, который по вашей просьбе купила вам моя сестра-идиотка.

Аранта выбежала из-за ширмы. Элен вскочила со своего места и попыталась схватить дона Мануэля за рукав, но он коротким движением оттолкнул ее, и она вновь оказалась в своем кресле с куском кружевного отворота в руках.

— Вот! — Дон Мануэль с торжествующим видом поднял над головой отысканный флакон с ядом. — Люди всегда прячут свои ценности в одни и те же места. — Он расхохотался.

— Это я сама, сама захотела купить, — попыталась вмешаться Аранта.

— Так я тебе и поверил, — усмехнулся дон Мануэль и обернулся к невесте. — Так когда вы собирались плеснуть мне это в вино — до церемонии бракосочетания или все же после?

— Я не собиралась убивать вас, — тихо и неубедительно сказала Элен, комкая кружево. — Хотя вы заслуживаете самой страшной казни.

— Тогда зачем вам понадобился этот яд? — Я хотела убить себя.

— Охота вам с моей сестрицей болтать всякую чушь.

Дон Мануэль опять рассмеялся, любуясь, как играют в свете гаснущего солнца синие грани флакона.

— Как я уже сказал, вы заслуживаете за этот умысел против своего будущего супруга весьма серьезного наказания, но за то, что вы так мужественно провели свою роль, я прощаю вас. Кроме того, мне даже понравилось, что вам приходят в голову столь преступные идеи, — это обещает в будущем нескучную совместную жизнь.

— Ведь Элен не любит тебя, братец, — неуверенно вмешалась Аранта, — ведь силой нельзя заставить человека полюбить.

— Мне удастся. Вспомни, сестра, что мне в жизни не удавалось? Я добился того, что мисс Элен выходит за меня замуж, я добьюсь того, что она полюбит меня. В крайнем случае, отравит. Что может быть прекраснее, чем принять смерть из рук любимой женщины!

С этими словами дон Мануэль отправился к выходу, в дверях остановился.

— Начинайте готовиться к свадебной церемонии, она состоится сегодня вечером.

И вышел.

Девушки некоторое время оставались в том состоянии, в котором их оставил брат и жених. Элен сидела в кресле, а Аранта стояла посреди комнаты с растерянным видом. У обеих было ощущение полной и окончательной катастрофы. Наконец у Элен появилась способность говорить.

— Аранта!

— Да, Элен.

— Вели сменить занавески в окнах своей комнаты.

— На красные?

— На красные.

— Ты решила бежать к Лавинии?

— Ты видишь сама, что у меня нет другого выхода.

— Я чувствую, что ее приглашение — это какая-то ловушка, Элен.

— Я тоже это чувствую, но даже если она меня убьет, то это не больше того, что я сама собиралась с собой сделать. Пусть Лавиния сыграет роль яда. Но главное не это.

— А что?

— Чтобы Энтони оказался на свободе.

Когда дон Мануэль вошел в помещение магистратуры, он увидел забавную картину. В торце стола сидел капитан Фаренгейт с гусиным пером в руке, перед ним лежал лист бумаги. За спиной англичанина толпились испанские офицеры и внимательно следили за перемещениями пера по листу; на их лицах было выражение живейшего интереса.

— Ну что, господа, вы нашли общий язык? — весело спросил дон Мануэль, испытывая укол своеобразной ревности. У него было такое ощущение, что его штаб изменил ему.

Командор Бакеро первым вернулся на свое место, гремя золоченой оснасткой своих ботфортов. Остальные тоже стали рассаживаться.

— Где моя дочь? — тут же спросил капитан Фаренгейт, положив перо поверх начертанного им плана.

Дон Мануэль сделал вид, что не услышал вопроса. Он медленно прошел к другому краю стола и встал там, опираясь о столешницу костяшками пальцев; все взгляды обратились на его изорванную манжету.

— Мне хотелось бы услышать мнение моих офицеров о плане сэра Фаренгейта.

— Если здесь нет подвоха, то, клянусь святым Бернардом, придумано толково, — значительно сказал дон Бакеро и пригладил свою бороду.

— Да, — подтвердил дон Отранто, — я, конечно, человек не военный, но скажу, что соображения нашего гостя кажутся мне убедительными.

— Стало быть… — Дон Мануэль сел. — Наша сделка может состояться?

— Нам осталось только узнать условный сигнал, который знают те люди, что пропустят нашу пехоту через передовые посты, — сказал Бакеро.

— И еще одна малость, — вступил в разговор капитан Фаренгейт, — я хотел бы увидеть моих детей.

— Увидите, — улыбнулся алькальд.

— И нелишне было бы, господа, чтобы вы все дали мне слово, что в том случае, если я выполню свои обещания, будут исполнены и ваши,

— Почему мы должны давать такое слово? — удивился командор Бакеро.

— Потому, — стараясь говорить спокойно, объяснил гость, — что я не требую у вас, чтобы вы отпустили их заранее, до начала операции. Другими словами, я не делаю даже попытки вас обмануть.

— Это верно, — согласился дон Отранто, — я думаю, при таком положении дел мы просто обязаны дать слово сеньору Фаренгейту, что выполним свои обязательства.

И дон Мануэль, и командор, и остальные офицеры вынуждены были обещать. Трудно сказать, что думал каждый из них в этот момент, но тем не менее процедура состоялась.

После этого дон Мануэль приказал, чтобы в залу ввели Энтони. Выглядел он несколько лучше, чем при свидании с сестрой: наспех отысканный камзол, великоватые панталоны, грубые чулки и башмаки.

Сэр Фаренгейт вскочил со своего места и, подбежав к нему, обнял со словами:

— Это ты, сынок!

Энтони был не в силах что-либо вымолвить — второе мощное потрясение в течение каких-нибудь трех четвертей часа лишило его дара речи. У него не было сил даже разрыдаться. Прижимая голову сына к груди, капитан Фаренгейт повернулся к дону Мануэлю.

— Где моя дочь?

Алькальд, не торопясь, поправил изуродованное кружево манжеты.

— А вы спросите у вашего сына.

— Что это значит?

— Спросите, спросите. Надеюсь, свидетельству из его уст вы поверите.

Капитан Фаренгейт взял Энтони за плечи и, слегка отстранив от себя, спросил:

— Что он имеет в виду, Энтони?

Лейтенант Фаренгейт с трудом разлепил губы:

— Она выходит за него замуж.

— Что ты говоришь?! Элен выходит замуж?

— Да.

— Она сама тебе это сказала?

— Сама. Только что.

— Ну что, сэр, вы удовлетворены? — спросил дон Мануэль.

— Признаться, это для меня неожиданность, — задумчиво сказал сэр Фаренгейт, — и я не вполне уверен, что здесь дело чисто.